Национальная и региональная литература: основные компоненты (на примере книги «Остров Сахалин» А.П. Чехова). Национальное своеобразие литературы. Теория народности в России

Существенные изменения в содержании и формах русской художественной литературы, знаменовавшие ее переход на новую ступень исторического развития, происходили уже в 1840-е годы. В стране господствовала атмосфера тяжелой правительственной реакции. Литература и журналистика находились под невыносимым цензурным гнетом. Но глубокие сдвиги, наметившиеся в недрах русского общества, активизировали общественную мысль и возбуждали новые идейные интересы. К середине 1840-х годов в стране вновь возникает некоторый общественный подъем, происходит оживление литературной жизни.

Гораздо определенней и резче, чем в 1830-е годы, в литературе и критике выступили друг против друга два лагеря: прогрессивный и консервативный. В каждом из них появились молодые писатели и критики, стремившиеся выразить новые общественные идеи. С обеих сторон были выдвинуты новые взгляды на задачи и сущность художественного творчества. В русской литературе отчетливо оформлялись новые литературные направления.

Прогрессивное литературное направление, в котором постепенно объединилась целая группа новых, молодых талантливых писателей, продолжало традиции русского реализма 1820-1830 гг. – традиции реалистического творчества Пушкина, Лермонтова и в особенности Гоголя. Еще в 1830-е годы творчество Гоголя было очень высоко оценено Белинским, уже тогда видевшим в Гоголе “главу” русской литературы, писателя, который занял место, оставленное Пушкиным.

В начале 1840-Х годов Белинский вступил в новый период идей ного развития. Он стремился воздействовать своими статьями на новых прогрессивных писателей, требуя от их творчества “верности действительности”, традициям гоголевского реализма. Вскоре Белинский стал называть их “гоголевской школой” в русской литературе, а затем также “натуральной школой”.

Важнейшей стороной творчества писателей этой школы был резко усилившийся интерес к нравственно-бытовым отношениям жизни городских, демократических слоев населения к внутреннему миру их представителей, стремление показать и защитить их нравственное достоинство. К середине 1840-х годов в творчестве ниппелей новой школы изображение обездоленного люда в его повседневной жизни сделалось одной из важных задач художественной литературы. Писатели изображали, городскую бедноту, обреченную на ненормальное существование, и противопоставляли ее обездоленность блестящей и обеспеченной жизни привилегированных слоев общества. Из писателей старшего поколения всего ближе к такому пониманию жизни подошел Гоголь в “Шинели”, напечатанной всего за три года до того, как оформилась “натуральная школа”. И Достоевский имел полное основание сказать впоследствии о себе и других представителях этой школы: “Все мы вышли из “Шинели” Гоголя”.

Вскоре с этих же позиций прогрессивная литература 1840-х годов стала изображать и крепостное крестьянство. Эта тема не была новой в русской литературе. Но реалистического изображения повседневной жизни и внутреннего мира крестьянства до 1840-х годов по существу еще не было.

Писатели новой школы показывали жизнь народа в определяющих ее непримиримых социальных противоречиях. При этом они раскрывали не только страдания крестьян под властью помещиков, но и те внутренние богатства, те задатки человеческого развития, которые таились в людях, обрекаемых крепостничеством на забитость и неразвитость.

Передовые писатели 1840-х годов следовали за Гоголем и в самих принципах изображения жизни. Одним из важнейших эстетических достижений Гоголя было осознание жизни в ее социально-бытовой характерности и применение в качестве средств типизации характеров множества портретно-бытовых и речевых деталей. Таким образом, прогрессивная литература 1840-х годов сделала значительный шаг вперед в расширении и углублении проблематики реалистического изображения жизни. Она обладала вместе с тем и значительной эстетической принципиальностью. Белинский поддерживал реалистические искания молодых писателей, Итак, в 1840-е годы вновь усиливается борьба резко обозначившихся литературных направлений. В них находили свое творческое и теоретическое выражение новые, только возникавшие тогда течения общественной мысли.

Поэтому очень важно выяснить основные особенности общественных взглядов наиболее значительных писателей и критиков этого времени. Особенно важны общественные и литературные взгляды Белинского.

(No Ratings Yet)

Национальное своеобразие русской литературы. Литературные направления 1840-х годов

Другие сочинения по теме:

1. Развиваясь под воздействием литературных и в определенной мере социально-исторических взглядов Белинского, прогрессивная литература 1840-х годов не была, однако, едина по...
2. Несмотря на большую разницу между двумя партиями интеллигентов-радикалов (старыми народниками и новыми марксистами), у них были и некоторые общие незыблемые...
3. В произведениях Гоголя реализм обогащается той “социальностью”, которая становится в дальнейшем характерной чертой “натуральной школы”. С полным основанием В. Г....
4. Белинскому было суждено сделать величайшей важности дело: он создал концепцию реализма, первый оценил гениев “натурального” направления русской литературы-Пушкина, Лермонтова, Гоголя....
5. В европейском искусстве ХІХ ст. было немало художников, которые походили из высших слоев общества и обрабатывали тему простонародья на манер...
6. Этот роман также послужил делу утверждения реалистического направления, хотя его автор не отказывался еще от создания романтических произведений, да и...
7. Литература XX ст. поражает своим разнообразием. В конце XIX ст., разочаровываясь во временных идеалах и средствах их художественного воплощения в...
8. В 1842 г. после долгого перерыва в печати с новой книгой выступил Н. В. Гоголь. Это были “Мертвые души”, завершившие...
9. В 1933 году выходит известный роман Джека Конроя “Обездоленный”. Писателю удалось показать рост классового сознания американских рабочих, создать интересное и...
10. Последнее тридцатилетие XX в. оказалось совершенно непохожим на предшествующее время. В нем ясно различаются три периода: советский (до 1985 г.),...
11. Огромное влияние на дальнейшее развитие прогрессивной испанской литературы 30-х годов оказала русская культура. Уже во второй половине 20-х годов в...
12. Условное название начального этапа развития критического реализма в русской литературе 40-х гг. 19 в. Термин “Натуральная школа”, впервые употребленный Ф....
13. Большинство выдающихся русских писателей, которые впервые выступили в литературе в 1840-е годы, обращались преимущественно к эпосу или лирике. Некоторые из...
14. Классицистическая критика была программой целого литературного направления на протяжении трех четвертей века. Она пронесла через десятилетия верность исходным принципам Ломоносова...
15. Литературный процесс 1970- 1990-Х годов с самого начала обозначил свою не традиционность, непохожесть на предшествующие этапы развития художественного слова. В...
Выступления В. Г. Белинского по поводу “Мертвых душ” Н. В. Гоголя свидетельствовали о глубоком переломе в развитии его эстетических и...
16. Начать урок можно с обсуждения слов академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, вынесенных в эпиграф. Вопросы для обсуждения Каково основное содержание понятий...
17. В 1950-е годы возник и в дальнейшем приобрел широкую популярность жанр авторской песни – Б. Окуджава, А. Галич, Ю. Визбор,...

Литература - это искусство слова, поэтому особенно­сти национального языка, на котором она написана, явля­ются непосредственным выражением ее национального своеобразия. Лексические богатства национального языка сказываются на характере авторской речи и речевых ха­рактеристик персонажей, синтаксис национального языка определяет интонационные ходы прозы и стиха, фонетиче-

ское строение создает неповторимость звучания произве­дения.

Поскольку в мире сейчас насчитывается более двух с половиной тысяч языков, то можно предположить, что существует такое же количество национальных литератур. Однако последних оказывается значительно меньше.

Несмотря на различия в языке, некоторые народы, еще не сложившиеся в нации, часто обладают общностью литературных традиций, прежде всего - единым народ­ным эпосом. С этой точки зрения очень показателен при­мер народов Северного Кавказа и Абхазии, которые пред­ставлены более чем пятьюдесятью языками, но обладают общим эпическим циклом - «Нарты». Эпические герои «Рамаяны» едины для народов Индии, говорящих на разных языках, и даже для многих народов Юго-Восточ­ной Азии. Подобная общность возникает потому, что, хотя отдельные народности живут в отдаленных местах, часто замкнуто, оторванно от окружающего мира, из-за чего и возникают различия в языке, условия их жизни тем не менее близки друг другу. Им приходится преодо­левать одинаковые трудности в столкновении с природой, у них одинаковый уровень экономического и социального развития. Много сходного часто бывает и в их истори­ческих судьбах. Поэтому эти народности объединяет общ­ность представлений о жизни и достоинствах человека, а отсюда и в литературе воображение увлекают образы одних и тех же эпических героев.

Писатели могут также пользоваться одним и тем же языком, а творчество их представляет различные нацио­нальные литературы. На арабском языке, например, пишут и египетские, и сирийские, и алжирские писатели. Фран­цузским языком пользуются не только французские, но отчасти и бельгийские, и канадские писатели. На англий­ском языке пишут и англичане, и американцы, но создан­ные ими произведения несут на себе яркий отпечаток различных особенностей национальной жизни. Многие аф­риканские писатели, используя язык бывших колониза­торов, создают совершенно самобытные по своей нацио­нальной сущности произведения.

Характерно и то, что при хорошем переводе на другой язык художественная литература вполне может сохранить печать национальной самобытности. «Идеально было бы, если бы каждое произведение каждой народности, входя­щей в Союз, переводилось на языки всех других народ­ностей Союза, - мечтал М. Горький. - В этом случае

мы все быстрее научились бы понимать национально-культурные свойства и особенности друг друга, а это по­нимание, разумеется, очень ускорило бы процесс создания... единой социалистической культуры.» (49, 365-366). Следовательно, хотя язык литературы явля­ется важнейшим показателем ее нацио­нальной принадлежности, он не исчер­пывает ее национального своеобразия.

Очень большую роль в формировании национального своеобразия художественного творчества играет общность территории, потому что на ранних стадиях развития общества определенные природные условия часто порож­дают общие задачи в борьбе человека с природой, общ­ность трудовых процессов и навыков, а отсюда - обычаев, быта, миропонимания. Поэтому, например, в сложившейся при родовом строе мифологии у древних китайцев героем является Гун, который сумел остановить разлив реки (частое явление в Китае) и спас народ от наводнения, достав кусочек «живой земли», а у древних греков - Прометей, добывший с неба огонь. Кроме того, впечатле­ния от окружающей природы влияют на свойства повест­вования, на особенности метафор, сравнений и других художественных средств. Северные народы радуются теп­лу, солнцу, поэтому красавицу у них чаще всего сравни­вают с ясным солнышком, а южные народы предпочитают сравнение с луной, потому что ночь приносит прохладу, спасающую от солнечной жары. В русских песнях и сказ­ках походка женщины сравнивается с плавным ходом ле­бедя, а в Индии - с «походкой дивной царственных сло­нов».

Территориальная общность ведет зачастую к общим путям экономического развития, создает общность истори­ческой жизни народа. Это влияет на темы литературы, порождает различия художественных образов. Так, армян­ский эпос «Давид Сасунский» повествует о жизни садо­водов и хлебопашцев, о строительстве оросительных кана­лов; киргизский «Манас» запечатлел кочевую жизнь ското­водов, поиски новых пастбищ, жизнь в седле; в эпосе немецкого народа, «Песнь о Нибелунгах», изображаются поиски руды, работа кузнецов и т. д.

По мере того как из народности формируется нация и кристаллизуется общность духовного склада народа, национальная самобытность литературы проявляется уже не только в трудовых и бытовых обычаях и представле­ниях, особенностях восприятия природы, но и в о с о -

бенностях общественной жизни. Развитие классового общества, переход от одной обществен­но-экономической формации к другой: от рабо­владельческой к феодальной и от феодальной к буржуаз­ной - протекает у разных народов в разное время, в раз­ных условиях. По-разному складывается внешняя и внут­ренняя политическая деятельность национального государства, что оказывает влияние на организацию и укрепление имущественных и правовых отно­шений, на возникновение определенных нравствен­ных норм, а отсюда - на формирование идеологических (в том числе религиозных) представлений и традиций. Все это приводит к возникновению национальной харак­терности жизни общества. Люди с детства воспитываются под воздействием сложной системы взаимоотношений и представлений национального общества, и это накладывает отпечаток на их поведение. Так исторически формируются характеры людей разных наций - национальные характеры.

Литературе принадлежит почетное место в раскритии особенностей национального характера. Многогранность этого явления, связь его с основным предметом художе­ственного познания - человеком в его социальной харак­терности дают художнику преимущества перед ученым. «Образы художественной литературы, - пишет И. Кон, - охватывают национально-типические черты глубже и мно­гограннее, нежели научные формулы. Художественная ли­тература показывает и многообразие национальных типов, и их конкретно-классовую природу, и их историческое развитие» (63, 228).

Часто считается, что национальный характер определя­ется какой-то одной, доминирующей психологической чертой, присущей только одной нации, исключительно только ей. Но общие черты могут проявляться у предста­вителей разных наций. Своеобразие национального харак­тера заключается в определенном соотношении этих черт и в тенденциях их развития. Литературные персонажи прекрасно показывают, как одно и то же свой­ство характера в единстве с другими принимает различ­ные национальные воплощения. Так, например, Бальзак изображает скупость Гобсека, но она нисколько не похожа в своем психологическом проявлении на скупость гоголев­ского Плюшкина. Оба персонажа, стремясь к накоплению богатства, перестали отличать в нем нужное от ненужного, и у обоих оно бессмысленно гниет под бдительным надзо-

ром скупца. Однако эти общие черты по-разному сформиро­ваны - буржуазным обществом у одного и феодально-крепостническим - у другого. Важнейшая роль в отраже­нии в литературе национальных свойств характера при­надлежит критическому реализму. Критические реалисты в гораздо большей степени, чем романтики или тем более классицисты, имели возможность раскрыть в своих произ­ведениях всю противоречивую многосложность националь­ных характеров своих персонажей, принадлежавших к раз­личным слоям общества. Художник, овладевший искусст­вом тончайшей реалистической детализации, передает и социальную детерминированность определенной черты ха­рактера или проявления чувства, и его национальное свое­образие.

Со становлением критического реализма в литературе обнаруживается важное качество национального своеобра­зия. Поскольку реалистическое произведение несет на себе отпечаток личности писателя, его индивидуальности, а сам писатель выступает носителем национального харак­тера, национальное своеобразие становится органическим свойством самого творчества. Характеры людей в их национальных особенностях не только выступают объек­том художественного познания, но и изображаются с точ­ки зрения писателя, тоже несущего в себе дух своего народа, своей нации. Первым глубоким выразителем на­ционального русского характера в литературе выступает Пушкин. Об этом неоднократно писал Белинский, особен­но метко это выразил Гоголь: «Пушкин есть явление чрез­вычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская при­рода, русская душа, русский язык, русский характер отра­зились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» (46, 33).

Отпечаток национального своеобразия несут на себе не только те произведения, в которых непосредственно изображаются характеры и события национальной дейст­вительности или истории («Евгений Онегин» и «Полтава» Пушкина, «Война и мир» или «Воскресение» Л. Толстого), но и те, в которых отражена жизнь других народов (на­пример, «Люцерн» или «Хаджи Мурат»), но осмысляются и оцениваются ее противоречия с точки зрения человека, сформированного русской действительностью.

При этом национальное своеобразие не ограничивается

только изображением отдельных характеров, оно охваты­вает творческий процесс настолько глубоко, что проявля­ется в сюжетах и тематике произведений. Так, в русской литературе получила распространение тема «лишнего че­ловека»- дворянина, человека прогрессивных взглядов, находящегося в конфликте с окружающей действитель­ностью, но неспособного реализовать свое недовольство существующими порядками. Для французской литературы оказался типичным конфликт человека, пробивающего се­бе дорогу в буржуазном мире. В результате получали преимущественное развитие в национальной литературе определенные жанры (роман воспитания, например, в не­мецкой и английской литературе).

Таким образом, литература критического реализма, развивающаяся в Европе в XIX в., заключает в себе самое полное, глубинное выражение национального свое­образия.

Национальный характер играет большую роль при оп­ределении национального своеобразия литературы, однако при анализе необходимо учитывать, что это не только психологическая, но и социально-историческая категория, потому что формирование характера определяется го­сподствующими в обществе социально-историческими ус­ловиями. Поэтому национальный характер нельзя рассмат­ривать как раз навсегда данный. Развитие исторической жизни может изменить национальный характер.

Некоторые писатели и критики, поверхностно подходя к проблеме национальной самобытности, идеализируют патриархальный быт с его устойчивостью и даже кос­ностью. Они не пытаются понять национальное своеобра­зие в жизни тех слоев общества, которые приобщились к достижениям международной культуры. В результате ложно осмысленная любовь к своей нации приводит их к непониманию прогрессивных явлений национальной жизни. Исключительный интерес только к тому, что отли­чает одну нацию от других, вера в избранность своей нации, в преимущество ее исконных обычаев, обрядов и бытовых привычек ведет не только к консерватизму, но и к национализму. Тогда национальное чувство народа используют эксплуатирующие классы в своих интересах. Поэтому понятие национального своеобразия необходимо рассматривать в соотнесении с понятием народности.

Национальная

специфика литературы - анахронизм

или неотъемлемое качество?

В эпоху романтизма наличие национальных традиций, национального своеобразия каждой из литератур, составлявших мировую литературу, не подвергалось сомнению. Да и позже - вряд ли, скажем, можно было спутать английскую литературу времен Диккенса или Голсуорси, французскую времен Бальзака или Золя и русскую времен Достоевского или Чехова. Но в уходящем ХХ веке по нарастающей развивались процессы глобализации мира. Коснулись они, бесспорно, и культуры в целом, и литературы. Уже в середине века процесс взаимовлияния ощутимо сказывался даже в творчестве крупных авторов. В наши дни вопрос о национальной специфике литературы, кажется, может вызвать лишь улыбку. Многие считают, что мировой литературный поток ныне абсолютно однороден, и его маяки и ориентиры - произведения Умберто Эко, Милорада Павича, Кингсли Эмиса, Джозефа Майкла Кутзее и других - имеют лишь качественные, а не национальные отличия. Причем если в середине века, при всем ощутимом влиянии, какое оказывала, скажем, проза Фолкнера или Хемингуэя на отечественных авторов, описываемые ими реалии все же оставались разными и хотя бы этим способствовали своеобразию, то теперь и бытовые реалии нашей жизни все более становятся похожи на общемировые...

И все же, рискуя показаться “несовременными”, мы предлагаем поразмышлять о том, сохранилось ли по сию пору и сохранится ли в будущем веке национальное своеобразие литератур? Понятно, что главным образом нас интересует отечественная литература, ее настоящее положение и перспективы. При этом речь идет, безусловно, не о внешних атрибутах; как говорил классик, национальность не в покрое сарафана, а в духе народа...

С таким предложением редакция обратилась к нескольким отечественным писателям, критикам, переводчикам.

Лев Аннинский

Глобальное и национальное: чья возьмет?

Гете не знал слова “глобализация”. Однако первым, насколько я знаю, употребил словосочетание “мировая литература”. Так что есть соблазн предположить, что тогда она и началась. Хотя она началась раньше. Всегда, во все времена была соотнесенность частей человеческой культуры - при всей нерегулярности прямых контактов и перекличек; мы теперь, составляя и изучая историю “мировой литературы”, эту общую историю достаточно логично “вычитываем” из невообразимо далеких текстов: что-то заложено, что-то таится, что-то общечеловеческое присутствует в замысле о человечестве, и существует столько же, сколько сама человеческая культура.

Вы скажете, что именно и только теперь прямые контакты и непрерывные переклички ощутимо привели ко “всемирному процессу”, к “мэйнстриму”, к “общему потоку”, на фоне которого барахтанье отдельных национальных организмов может вызвать у знатока лишь улыбку.

Я отвечу, что улыбки будут взаимными, потому что всякое усиление интегральных тенденций в культуре сопровождается усилением локального им сопротивления под любыми флагами. Взаимоупор противоположных факторов неизбежен, иначе - системный коллапс.

Вы скажете: а Интернет?! Разве можно сравнить скорость почтовой клячи, двести лет назад тащившей воз взаимоперевода, - и нынешние электронно-синхронные молнии, доставляющие прямо пред мои очи все, что в этот момент пишется на той стороне Атлантики?

Я соглашусь, что электроника, конечно, способна в считанные мгновенья доставить все, что сочинено на брегах мирового литературного океана, пред мои очи, да очи не вместят. Общение ограничено не техническими возможностями, а потенциями человеческого организма, который живет все-таки не десятью, а одной жизнью.

Вы скажете: но масштабы и рост словесного самовыражения на рубеже третьего тысячелетия христианской эры беспрецедентны, и это факт.

Я замечу, что на всякий упрямый факт найдется другой упрямый факт, и на всякий рост имеется своя пробка, которая отключит энергию при фатальном перевесе литературоцентризма. Весь этот буквенный край возьмет да и отколется, и отплывет во тьму архивов, то есть люди просто перестанут читать. Что сейчас, кстати, и происходит.

Я способен воспринять столько, сколько способен переработать, освоить, присвоить. Разумеется, читая Умберто Эко или Милорада Павича, я могу вычленить то общее, что у них есть и что отходит на уровень “глобальности”, точно так же, как я могу уловить, где там итальянское, а где югославянское. Ну и что? А то, что по-настоящему я в этот опыт вникну не тогда, когда соотнесу его с теми или иными умопостигаемыми сущностями, а лишь тогда, когда переживу его - как свой. То есть когда он станет моим - русским опытом. Когда я введу его в контекст моей культуры.

Какой - “моей”? Национальной, наконец?

Только “наконец”, не раньше. И без конца уточняя этот термин.

Копится национальное, местное, локальное, конкретное, почвенное, непосредственное, низовое - всегда. И всегда пытается охватить его - интегральное. Когда есть то, что можно соединить воедино, возникает объединительная тяга. Империи - попытки соединить пестрое в единое. Все великие культуры созданы если не на почве империй, то в рамках империй.

Что обрамляется?

А то самое, локальное, что подымается “снизу” и ищет контекста, в последнем пределе - контекста вселенского.

Вопрос в том, как “метить” это частное и особенное при его вхождении в общий поток и сопротивлении потоку. Мета - это уже знак судьбы, след обстоятельств, клеймо события, технология истории, зарубка бога. Метилось конфессионально. Метилось социально. Метилось государственно. Метилось антигосударственно, то есть партийно: по интересам.

Сейчас метится - национально.

Спорить с этим все равно, что спорить с дождем. Национальная разметка так же преходяща, неизбежна, реальна и эфемерна, как все до нее. Силятся люди определить “свое”, а оно ускользает.

Конечно, природа может помочь: одним кожу вычернит, другим носы вытянет. Но для того, чтобы носы сработали, дух должен придать им значение. И цвет кожи именно дух должен сделать “признаком”. А если духу это без разницы, так и нос никого не заденет. Какое кому было дело, что артиллерийский начальник у Петра Великого был арап: он служил России, значит, был русским.

Тогда почему эти клейма так живучи?

Потому что другим “признакам” веры нет. Цвет кожи, форма носа и родословие дедушек-бабушек - это ж такое свое, природное, неотъемлемое, автоматически полученное, без усилий!

Так потому в конце концов для духа и безразличное, что без усилий получено! Потому “национальное” и не укладывается в “родовое”, не совпадает с ним, что на духовный вопрос пытаются дать материальный ответ.

Глупо спорить и смешно бороться с тем, что сейчас именно “нация” - мета всего того конкретного, что противостоит реющему в виртуальных высях глобализму. Борьба происходит на другом уровне - на уровне трактовки самой “нации”. Вон братья-украинцы как отделились, так и бьются над вопросом, кто они: то ли братья по крови, то ли сограждане, опора единого государства, независимо от того, от каких корней и колен. Нация - бесспорный фаворит в теперешней духовной тяжбе “верха” и “низа”. А вот борьба этнического и культурного внутри нации - настоящая и еще не решенная проблема.

Этническое может стать национальным только на уровне культуры, если окажется сопряжено со всеми другими ценностями: государственными, общественными, мировыми... Пароль здесь - не голос крови и не состав генов, а культурный код. То есть поведенческий код, нашедший для себя язык.

Попросту говоря, язык - это и есть пароль. Это и есть знамя, под которым собираются эти общности. Язык - средство общения, концентрат духовного опыта, залог того, что этот опыт не будет забыт или растрачен впустую.

Пример Израиля, раскрученного из ивритских письмен на глазах человечества, - уникально-общезначим. По чистоте эксперимента. И по убедительности результата.

Только не надо на этот опыт уповать как на умозрительно-волевое задание. Нация реализуется, только когда сила накапливается, и жажда усиливается, и энергия ищет выхода.

Никакой специально национальной культуры и словесности не создашь. И никакой специально глобальной. Из этого патентованного глобализма не вытрясешь ничего, кроме звездной пыли. Но и национальное не выжмешь из этнического, даже если будешь писать слово “русский” через два “р” и три “с”.

Надо жить тем, что есть в реальности и на духу. История решит, куда это вписать: в социум, в нацию, в космос, в этнос...

Если, конечно, будет, ЧТО вписывать.

Георгий Гачев

Сохранятся ли в будущем национальные литературы?

В этом вопросе содержатся еще под-вопросы: что понимать под литературой? какова судьба национальных миров? в каком будущем: близком, отдаленном?

Но и вообще: почему возник сам общий вопрос? Очевидно, от вовлеченности стран и народов и их культур в процесс единой мировой истории и цивилизации, которые связуют всех: взаимопитают, выравнивают, но и разнообразят. Все стали читать всех: японцы - мексиканцев, - и влиять. Но на что? На авторов, индивидуальные манеры их: кому ближе Пруст, кому - Маркес, кому - Солженицын... Так что при том, что единое поле каждой национальной литературы размывается, унифицируется со всемирной литературой, в нем разнообразятся писатели, творческие индивидуальности.

Но это - итог, когда на мировой рынок литературы поступают уже изготовленные произведения. А вот откуда они ИЗВОДЯТСЯ? Из родников, не иначе. Как и воды великих рек - Волг или Амазонок национальных литератур, а потом океана всемирной, где смешиваются все и вся, - из ключиков бьющих, пульсирующих сердечек.

А род -ник на род -ине, ее предполагает: место, корень и вертикаль Земля - Небо, проходящую транзитом через сердце - “я” творческого сосуда. И тут родной язык, как материнское лоно, первообразующ в высказывании человека (сперва); а потом уж - писателя. Muttersprache = “материнский язык”, “мать-язык” - так в немецком языке именуется родной язык. Он - естественный, или природный, Логос (Бог-Слово, как дух и ум), в отличие от приобретаемого через труд образования, искусственного, “тварного” (ибо “сотворенна”, “не рожденна”) Логоса всемирной цивилизации. Последний - идет, налетает из горизонтали поверхности Земли, где разные и стороны света, и страны, общества, социумы.

И вот человек, который прибегает к Слову, “писатель”, оказывается сразу в поле сверхличных энергий: Вертикаль Земля-Небо, Матерь (я) - Дух (Отец, мужское), проходящая как ось через “я”, мою душу. В этом аспекте человек = растение. Горизонталь мировой цивилизации и всемирной литературы, где Дух, как “вольный сын эфира”, летает и “дышит, где хощет”. И - Шар, целостность данной страны и ее истории, культуры, судьбы. Тут протекает жизнь, а человек - животное, самодвижное существо. И все эти три (по крайней мере) силы-тенденции тянут в свои стороны: так и распяливают, но и питают-формируют индивидуальность творца.

А зачем пишут? “Писатель” - это потом тебя назовут так. А сперва-то - голосить начинаешь, как птичка на заре - утренней или вечерней (мемуары в старости вдруг писать начинает человек, как исповедаться накануне...). Душу излить. Слово тому - ближайший материал, инструмент: голос-логос.

11.7.2000. Слово, Язык - это ведь не собственность художественной литературы, но всехняя. На его территории толкутся и бытовая речь, и философия, и наука, и религия, политика... На пространстве русского языка, кроме русских, и киргиз Айтматов, и казах Сулейменов, чукча Рытхэу... Какую литературу они пишут: киргизскую? казахскую? чукотскую?.. Они выразили жизнь, душу и судьбу народа киргизского, чукотского... - но напитали литературу русскую, ее обогатили, а свои родные - умалили, отощали они из-за бегства их талантов в инородный язык.

Или ныне - в Израиле эмигранты из России пишут на русском языке: Игорь Губерман, Дина Рубина и много... Так что они пишут? Еврейскую литературу на русском языке?.. Или - общечеловеческую литературу на русском языке? Ибо как личности, индивидуальные “я” прибегают к Слову-Логосу русскому как родному для них, естественному, хотя не скажешь про них, что “с молоком матери” в них вошло, ибо кровь и плоть в них нерусская...

В таких авторах - диалог Логоса и Этноса, и в силовом поле напряжений меж ними - и идет творчество, сюжеты, проблемы, оригинальность образуется - и неповторимый вклад в мировую литературу. На ее рынок-базар... Несут туда личные варианты Логоса, ибо индивидуально пишутся книги. Но так же индивидуально и консумируются: читатель наедине своими глазами, как своим ртом ест. Как особь внутри на-Рода людского, киргизского, еврейского... Вертикаль-радиус внутри шара... На уровне личностей, “я”, идет встреча писателя и читателя. Тет-а-тет... T

к te- а -t к te.

Тут - как в сложноподчиненном предложении: слово, каждый оборот-элемент соподчинен разным уровням: голос как Личность, как глас Народа, как Логос Человечества. И то, и другое слышится в нем, выражается.

Так вот: исчезнет ли краска национальная в живописи литературы будущей? - вот в чем вопрос. При динамизме современной цивилизации, при ускоряющемся общении и поездках все так перемешивается, некая вселенская смазь образуется и в душах, и в речениях.

Скоростная жизнь влечет за собой и ускоряющуюся речь. Послушайте, как быстро-быстро стараются по радио и на теле- информаторы произносить слова! Как пулеметные очереди или скоропись машинистки иль на компьютере. Слово - средство информации, а не мысли и чувства - все более. И если для этого можно без слова, то и лучше: прямое изображение или число-формула... Лексикон упрощается...

Виртуальный стиль современной цивилизации: кино, телевидение, всякие “видео”... - умаляют пространство и время для чтения: все менее в нем надобность... в тебя напрямую лиется образ готовый даже персонажей литературы (в экранизациях): Пьера Безухова, Князя Мышкина - без того, чтобы ты внутренней работой воображения продуктивного - породил-представил их из себя, как это при чтении, когда ты сперва должен умом понять смыслы слов, потом слагать из них сии воз-духовные замки во Логосе, Боге-Слове. То есть упражняя в себе сию божественную субстанцию... Визуальный же стиль сообщения атрофирует ее, заменяя на “похоть очес”, уплощая человека, забивая в нем внутреннего человека, объем души. Коллапс нутру.

Так что судьба литературы сопряжена с судьбой личности в человеке, с внутренней жизнью его “я”. Американизированному индивиду в гонке за успехом предаваться внутренней жизни - потеря времени, которое = деньги. А такой тип человека - лидер в современной цивилизации, что ведет к унификации и энтропии-поравнению - и человеков, и душ, и языков, и стран-народов.

Потому - ради самосохранения своего художественная литература заинтересована в том, чтобы не растаяли нации и языки, матери-родины, традиции и особые судьбы, истории, пути, души стран. Чтоб человек остановился, задумался, в тишине и медитации пребывал, ценил бы время, уделяемое этому. А это все - в прошлом стиле бытия человечества. Потому нам, писателям, естественно быть консерваторами - ныне. И две опоры нам - Природа и Личность, ее потребность во внутренней жизни, напрямую выходить на Бога-Слово. А “слова, слова, слова” национальных литератур - посредники тому и со-общники. Как духи при Духе. Ангелы-“вестники” при Боге-Духе. Но и демоны - тоже духи...

Так что проблема - остается. Ведь как понимающие (друзья и супруги) сообщаются душами без слов, так и святые молчальники - минуя “слова, слова, слова”, обитают в Слове.

Художественная литература, выходит, - промежуточное состояние-вид в Слове-Логосе. И религия, и цивилизация современная высокомерны к ней, с разных сторон ее размалывают, упраздняют. Как высокие религии отменяют народы (“несть эллина и иудея” во Христе”, или как в “Докторе Живаго” понято: с христианством перестали быть значимы народы, а лишь личности), так и современная индустриальная цивилизация имеет вектором упразднить При-РОДу, заменить искусственными изделиями Труда, а с тем и наРОДы, слова же - знаками, идеограммами. Слово - слишком телесно, плотско, вещественно: звучит, чувственно, прокатывается в горле, его можно вкушать, наслаждаться им, произнося - губами, языком совокупляясь с ним, ласкаясь о звук... И Бог как чистый Дух, и абстрактный ум-разум Науки и Техники - встречаются в Ноо-сфере, минуя “слова, слова, слова” художественной литературы, оставляя ее где-то внизу, как рудимент и плюсквамперфект.

Так что - что будет, “что сбудется в жизни со мною?” - Бог весть.

Однако, еще надежда - Боговоплощение: что “Слово плоть бысть”. Что Богу-Духу потребовалось воплотиться в материю, чтоб состоялась Жизнь в полноте Бытия. Чувственность (она же - национальность) слова художественной литературы - на тех же правах, что и Бого-человек, единство Духа и Природы, искусства и естества.

Виктор Голышев

Вопрос стоит о стирании национальных границ в литературе? По-моему, преждевременно. Такие обобщения лучше делать с некоторой дистанции. Рано говорить о стирании границ в век, ознаменовавшийся вспышками национализма - национал-социализмом, попытками истребления целых народов, национально-освободительной борьбой, распадом империй. Мне кажется, что такое наследие не может быстро забыться. Но предпочел бы обойтись примерами.

Социальный опыт в разных странах был настолько различен, что даже первоклассные писатели не пересекали национальных границ. Платонов не стал мировым писателем не потому, что его нельзя перевести, а потому, что его гражданский опыт непонятен западному человеку (и, наверно, юго-восточному). Артем Веселый, по дарованию точно не уступавший Дос Пассосу, известен, кажется, только славистам.

С другой стороны, Солженицын, писатель действующий и всемирно известный. Швейцарец не мог написать его книги. Своей мировой известностью он обязан, конечно, таланту и масштабу задачи - но и тому, что был Советский Союз, и наша жуть и наша сила стали понятнее человечеству после войны. То есть границы опять присутствуют - и, как это называлось, “ощетинившиеся”.

Говорят, что реалии унифицируются. Унифицируется ширпотреб (так было всегда), в том числе политика. Главные реалии - история страны, уклад, детские сказки, топография - не унифицированы.

Больше того, “плавильный котел” США съезжает к “мультикультурализму”, и результатов этого процесса надо еще подождать. О том, что происходит в наших бывших частях, могу только догадываться.

Что до литературного потока, хотя это предмет скорее социологии, то и тут, избегая обобщений, я обошелся бы двумя-тремя примерами. Наши постмодернисты, начинив свои произведения соцреализмом с обратным знаком и вообще отечественным художественным материалом б.у., гарантировали себя от широко раскрытых глаз заграницы. Во второсортной американской литературе я заметил тенденцию называть вещи не по их назначению - рубашка, ручка, стол, - а по брэндам: индуцированный фетишизм. Типа: “покушал микояновской колбасы” - представляю, как честный коллега-переводчик ищет людоедской подоплеки. Так теряется множество значащих оттенков.

С другой стороны, есть писатели, работающие на экспорт, скажем, ввиду расчисленности их гения, малости родной аудитории и, следовательно, гонорарных ожиданий. Всечеловечность их банальна, язык плоский. Транснациональные писатели вроде Павича и Эко, конечно, есть - охотников забить литературного козла среди читателей всегда хватает.

Еще один случай, отдельный от предыдущих. Пелевина, который разбирается в технике и хорошо чувствует английский язык, многие критики причисляют к таким глобализированным поп-литераторам. Но ни у кого из иностранных авторов я не встречал именно такой особой тоски, которой проникнуты его книги. И тут с этими границами неясность.

Короче, цельной картины мне не видно. Видно другое. Первая половина века (чуть больше) дала писателей, перешагнувших границы. В Гамсуне выдает скандинава разве что (внешний) темперамент. Кто Кафка - немец, еврей, чех? Одинокая несчастная душа - принадлежность не одной Австро-Венгрии. Что нас больше занимало в Фолкнере - хлопок, мулы или то, что он думает о человеческом уделе? Сейчас властителей дум нет, и Фолкнер, кстати, чем дальше, тем меньше говорит нынешним американцам. Не связано ли это с отступлением литературы перед визуальными делами, символизмом низшего порядка, спринтерским мышлением? Эта тема мне кажется более важной.

Юрий Кублановский

Несмотря на всю глобализацию мира в 60-90-е годы, никак не могу сказать - на примере русской литературы, - что вижу резкое усиление “взаимовлияния” литератур. Как англосаксы и континентальные европейцы влияли на наших писателей от золотого века - по серебряный, говорить не надо: вся наша литература пропитана ими насквозь - и французами, и англичанами, и немцами, позднее и скандинавами. Наши писатели свободно черпали оттуда все, что им было надо, все, что им импонировало и было дорого - и при этом органично сохраняли свою национальную физиономию. Нашу литературу как ахматовскую “настоящую нежность не спутаешь ни с чем”, и слава Богу.

А литература заокеанская? Какая своеобычная мощь, свой эпос, драматургия, свой большой стиль, своя национальная психология, при безусловном влиянии и европейцев, и русских. Литературы “взаимопроникали”, сохраняя своеобразие; любой высокоуровневый творческий мир амбивалентен: в своем конечном совершенстве он дитя и национального духа, и человечества в целом, ведь культура - это единство в многообразии. Он не может не быть национален хотя бы в силу языка и его секретов, не дающихся напрокат иностранцам. Это особенно верно по отношению к поэзии, где язык задействован полностью, без остатка, не только лингвистически, но и духовно. То, что у нас появились ныне поэты, словно прямо ориентирующие свой текст на подстрочник, скорее свидетельствует о их слабости и карьерности, чем о серьезной культурной тенденции. Язык же не автономная и полностью поддающаяся до дна освоению область, но производное народного духа и истории. Соответственно поэзия не может не быть национальной.

Тут мне приведут - в возражение - Набокова и Бродского. Ничего не могу с собой поделать: не люблю написанных на английском романов Набокова. Исключение - “Лолита”, но писатель, как известно, сам эту книгу перевел и тем согрел ее теплом своего русского мастерства. А его гигантские романы-шарады на английском пусть читают те, кому это интересно.

Бродского - русским поэтическим гением никак не назовешь, хотя он и крупнейший, очевидно, отечественный поэт послевоенного времени. Отечественный - без Отечества. Но тут для меня как раз то исключение, которое подтверждает правило. Его творческая психология - в значительной мере продукт нашей нонконформистской культурной устремленности 50-60-х годов, которая над болотом соцреализма пыталась - и как теперь видим, небезуспешно - вернуться в цивилизацию. Вообще, в Бродском, судя по его интервью и эссе, причудливо уживалось настоящее “идолопоклонство” перед языком с “космополитизмом”; при этом я не совсем, честно говоря, понимаю, что он имел в виду собственно под “языком”, обожествляя и секуляризируя его разом.

Но - все же “глобализация” литературы действительно налицо. Как рыбки пираньи, плодятся в мире даровитые авторы, пишущие “интернационально” - верное свидетельство культурной энтропии цивилизации. По-своему эта литература очень идеологическая. Не менее идеологическая, чем был соцреализм. Она дает пищу уму и сердцу потребителя рыночной цивилизации, усредняя запросы его духа и притупляя мировоззренческую бдительность. В конечном счете - такая литература суть верхушка гигантского айсберга масскультуры и шоубизнеса, культурной коммерческой индустрии. Все больше литераторов, которые могут жить где угодно и писать о чем угодно, и лучше сразу уж по-английски. А ведь в прежние добрые времена даже и писатели-кочевники, вроде Гоголя, живя на чужбине, творчески и “сакрально” оставались на родине.

Русская классическая литература, к примеру, суть не просто эстетический феномен, но и повод для мобилизации культурных и моральных возможностей читателя, в этом смысле - так ее, в основном, и понимали, в конце концов, ее создатели - она веский “повод” задуматься о главном , шагнуть к нему. Русские писатели - проводя через все ужасы бытия и небытия, через свидригайловские баньки с пауками или архипелаги ГУЛАГа - работали на Творца, обязывая читателя к лучшему, понимая, по слову Баратынского, дар свой как задание свыше . Творчество великих наших прозаиков и поэтов - при всем многообразии идей и стилей - не допускало двусмысленности и “онтологической” порчи.

Нынешние писатели-глобалисты работают в расчете на потребителя. И, кажется, всерьез убеждены, что будущее за ними. Так ли это? Я в этом не убежден. Затратная цивилизация, частью идеологического обеспечения которой, повторяю, является творчество глобалистов, вещь преходящая, укорененная в эксплоатации природных ресурсов и биосферы. Рано или поздно, но очень скоро, жизнь на земле или совершенно деградирует и погибнет - либо рыночной идеологии придется “перепрофилироваться” со стимуляции потребления на самоограничение.

Этого не сделать без поддержки талантливых и высокопробных людей; человечеству потребуются новые моральные и духовные ресурсы для выживания. (Писатели же глобалисты, - при внешнем лоске - как правило, эдакие среднеарифметические середнячки, повязанные нынешнею культурной и житейской ситуацией полностью.) Окажется востребован и качественно новый и добросовестный культурный ресурс. Но ведь новое - это хорошо забытое старое. Так вернут себе значение традиционные ценности; национальное своеобразие литературы - одна из них.

Мне особенно тревожно за нашу поэзию. Под коммунистами всем нам - и советским поэтам и самиздатчикам - казалось, что уж у нас-то в России поэзии ничего не грозит, уж где-где, а тут сорви только тоталитарный намордник - и зацветут сто цветов. Теперь-то мы понимаем, что поэзия вещь хрупкая, аристократичная, легко вымываемая из цивилизаторской культурной толщи... Поэтический слух - это сперва врожденное, а потом - развитое. И людей с таким врожденным поэтическим слухом, оказывается, катастрофически мало. У русского стиха, разом простого и таинственного, совершенного и сыроватого, достаточно тонкая “душевная организация” - нельзя дозволить захватать ее стилизаторам и хохмачам, чуждым отечественным заветам, оглупляющим все и вся.

И художественная литература в целом не должна доставаться на окончательный разграб мародерам-глобалистам, а остаться тем же, чем и была в пору расцвета: духовной и эстетической школой, окормляющей человека. Надо ли говорить, что это не должно быть внешним, пусть и самым благородным “заданием”: заданная литература - литература неполноценная. Но - органически прорасти в душе и творческом мире русского литератора. Мечталось бы, чтоб наша литература не плодила бесов, а споспешествовала скорейшему изгнанию их - из измученного до предела тела России.

Поймите правильно: это, повторяю, отнюдь не идеологическая установочная задача. Это задача художественности как таковой.

Валентин Курбатов

Своими словами

Видно, все, как у нас обыкновенно бывает, зависит от того, с какой ноги встать и где о предложенном предмете думать. В стенах Библиотеки иностранной литературы или в редакционном кабинете посреди Москвы покажутся безусловны одни имена, а в деревенском углу дальней русской губернии - совсем другие. И, слава Богу, те и другие будут правы своей правдой.

Конечно, столичные-то погромче и в средствах поизобретательнее, и оттого может примерещиться, что с национальной литературой и правда кончено. Они и в журналах потиражнее, и в Интернете не на последнем месте, и на рынках повиднее. Даже если брать не уличные лотки, на которые без головокружения и стыда и смотреть нельзя, а элитные книжные магазины, где “литературный процесс” отражается в высоких зеркалах обдуманной мысли.

Там будет много прекрасных русских книг литературного наследия, там чередой встанет классика русской литературы, там религиозная мысль устыдит своей так нами и не усвоенной высотой, там найдется место и хорошим изданиям нынешней русской поэзии и прозы крепкой традиционной закваски, но они уже будут уравнены, а то и потеснены великой мировой и европейской философской мыслью, классической и современной западной литературой, к которой будет лепиться брезгующая домом литература нынешней эмиграции и последние книги здешних законодателей - В. Пелевина, Л. Петрушевской, С. Гандлевского, А. Кима, А. Слаповского, Д. Пригова, В. Сорокина.

“Дом Облонских”...

Какая там “национальная литература”! Все текуче, сплавлено, все оглядывается друг на друга и властно утверждает “всеединство и всечеловечество” - увы, совсем не достоевского свойства. Даже если взять одну только эту литературу сегодняшней разговорчивой эмиграции, которую мы равноправно, а то и не без подобострастия вводим в обиход здешнего литературного процесса. Поневоле задумаешься - не нарочито ли она вводится в этот обиход, не с хорошо ли обдуманным умыслом растворить “мешающие” границы духовного Отечества, сделать их неотчетливыми, вывести наконец русского человека на просторы “просто человека”.

Может, оно так и есть. К тому же русский человек любит иногда покомплексовать, что “приотстал”, а литератор, особенно из московско-питерских молодых, подсуетиться, начать “косить” под европейца формой и щегольской отвлеченностью мысли - благо русский язык внутренне подвижен и безграничен в возможностях, отчего порой обманчиво кажется, что наши эко, кундеры, павичи или борхесы не уступают оригиналам в глубине, в игре, в свободе. Так что, может, и правда ну ее, эту “национальность”.

Да только это не вся правда. Конечно, у нас уже не будет новой “деревенской литературы”, которая была последним целостным национальным явлением (отчего ее читали интеллектуалы и “простецы” с одинаковым чувством любви и единства), но и закрывать занавес рано. Достаточно посмотреть провинциальные журналы России - “Русская провинция”, “Горница”, “Север”, “Куликово поле”, “Подъем”, “Волга”, “Гостиный двор”, “Сибирь”, чтобы увидеть, что все идет своим чередом и родная муза не забывает своих детей и не торопится за журналом мод. Даже, кажется, напротив, - мы только-только начинаем слушать свое предание и осмысливать его, вглядываясь в минувшее, в истории дворянских и крестьянских родов, в родное былое со страстью совсем не отвлеченного интеллектуального любопытства.

Достаточно посмотреть общерусские вершины - романы Д. Балашова, В. Личутина, В. Бахревского, Л. Бородина, но ведь они являются не в чистом поле, а на живой почве всеобщего интереса к своей колыбели.

Да и разве одни исторические романы? А, к примеру, “Словарь расширения русского языка” А.И. Солженицына - это-то что? А это знак удивления тому, что наработала русская литература в последние десятилетия самого как будто мертвого своего бытия, потому что слова-то чаще всего берутся из книг этой несчастной поры.

А горькая и вместе покойно уверенная проза Б. Екимова, А. Варламова, П. Краснова, а возвращающаяся православная ветвь нашей культуры, ухватившаяся за истаявшую было лесковскую или шмелевскую традицию, - в рассказах Н. Коняева и отца Ярослава Шипова, в ошеломляющих стихах отца Вячеслава Шапошникова?

Нет, именами тут не возьмешь. Не все они на виду, но, как малые русские реки, текут себе родными лесами и долами и собирают по пути деревни и малые города и нет им истощения. Только раньше реки той и другой литературы текли в единое море, а теперь в разные стороны и их воды не смешиваются.

Простите за некорректную параллель. До Второго Ватиканского собора папский Престол был уверен во всемирности католичества и неизбежной победе его, а после Собора, услышавшего в православной Литургии и изгнаннической русской религиозной мысли животворную правду и равносильную глубину, заговорил о “свете с Востока” и о “единстве в многообразии”, утверждая, что в Господнем саду копты прекрасны именно как копты, православные как православные, протестанты как протестанты и в этой своей разности они есть оттенки единой Христовой истины. Оказалось, всеобщности-то единой веры в принудительном понимании не только не надо, а она и нежеланна, потому что тогда уж будет не сад, а колхозное поле.

Вот и в литературе, я думаю, мы скоро догадаемся, что общемировые тенденции к глобализации есть уничтожение в себе Господня Лика, живого единичного национального ответа на всеобщие вопросы, и услышим старую, но все юношески свежую и надолго вперед животворящую правду - единство в многообразии, только бы основой этого единства действительно был Господень Лик, и с гордостью отдадим лучшие силы своему, которое будет знаком любви и памяти о всеобщем .

Псков

Александр Эбаноидзе

О национальном своеобразии - с улыбкой

Вопрос о национальной специфике литературы вызывает у меня улыбку, но, кажется, совсем не ту, которая подразумевается в преамбуле нашего заочного обсуждения.

До сих пор помню ошеломляюще сильное и свежее впечатление от первого знакомства с эпосами и сказками разных народов: для меня грузинские сказки пахли старой дубовой давильней, заваленной кукурузной соломой, а в русских мерцала прохладная ландышевая свежесть и где-то далеко разливался пасхальный благовест. В фольклоре национальная специфика выражена с безупречным вкусом - минимальными средствами, но так сильно, что впечатляет даже в переводах. На всю жизнь остались моими просторы киргизских нагорий, обдуваемые майским маковым ветром, и войлочная духота “Манаса”; избыток солнца на базарах Багдада и Дамаска с раскаленным песком на зубах и в складках одежды; мокрые булыжники бременской мостовой под грубо подбитыми башмаками и натужный скрип старой ветряной мельницы, разящей мукой и мышами…

Все это можно было бы объяснить детской впечатлительностью, если б не открытие, сделанное через десятки лет: оказавшись в странах, о которых было читано в адаптированных изданиях “Тысяча и одной ночи” или у братьев Гримм, я с удивлением обнаружил, что знал их, знал давно и, я бы сказал, интимно - ритм и темп жизни, голоса и звуки, запахи и вкусы и то неуловимо общее, что ученые люди называют менталитетом.

Этим же свойством (обогащать жизненный опыт читающего, удесятерять его не только нравственно и эстетически, но и в смысле физического познания) обладают произведения художественной литературы. На этот раз вместо своих впечатлений сошлюсь на Хемингуэя и Генри Джеймса, высказывавшихся по поводу толстовских “Казаков” и прозы Тургенева. Слава Богу, примеров множество, в том числе хронологически близких, и у каждого из нас - свои.

Еще на памяти предыдущего поколения мир был велик и разнообразен, и в его освоении, узнавании литература играла далеко не последнюю роль. Функция вы-явления национального своеобразия и пред-явления ее миру подсознательно входила в задачу писателя, сопутствовала ей, была органичнейшим свойством литературы. В преображенном виде она, думается, навсегда останется ей присуща, поскольку литература неразрывна с языком. Национальной литературы нет вне национального языка, в определенном смысле она продукт языка, его глубокомудрое дитя и как таковое несет в себе генетический код, символы и знаки национальной прапамяти. Поэтому даже в наиболее отвлеченных, изощренных и “продвинутых” сочинениях новейших “властителей дум” не может не сказаться (хотя бы в общем “звуке” или интонации) итальянский темперамент Умберто Эко, славянская размашистость Милорада Павича, английский сарказм Кингсли Эмиса. (Не тот ли это К. Эмис, что в начале 60-х дебютировал романом “Счастливчик Джим”? Если в связи с ним возник вопрос о национальной специфике, значит, за прошедшие годы он сильно изменился.)

Здесь же уместно припомнить знаменитый цикл притч Эрлома Ахвледиани “Вано и Нико”, написанных в конце 50-х годов и далеко опередивших время. Эти притчи (“чудо бесстильности”, по выражению А. Битова) “невыразимо, неуловимо, но глубоко национальны, как линия в орнаменте”. Сильное подкрепление моей мысли: оказывается, даже чудо бесстильности может быть глубоко национально!

Однако нельзя не признать и того, что заявлено в преамбуле обсуждения в нашем конференц-зале: процессы глобализации развиваются по нарастающей, они коснулись не только литературы, но и ее основы - языка. Постепенно и неуклонно границы размываются, национальное своеобразие нивелируется. Оставаясь в прежних физических параметрах, мир стал меньше по причине возрастания скоростей, - скорости передвижения, передачи информации, ее поглощения и пр. Глобализация - свершившийся факт; процесс, как говорится, пошел и идет полным ходом. Поэтому уместно обсуждать не причины глобализации, а подумать о ее последствиях.

Прежде всего - положительный ли это процесс?

Далеко не во всем. Для литературы он даже может оказаться губительным в силу органически присущей нашему делу избирательности, обособленности, неторопливости.

“Идея скорости соединилась с идеей прогресса без всяких к тому оснований… Следует спросить себя, не является ли так понимаемый прогресс свидетельством того, что наша эпоха ниже веков невежества, оставивших нам нетленные памятники своего терпения, из которых рождались разум и знание?” Это высказывание Гийома Аполлинера почти столетней давности сегодня во сто крат актуальней. Проиллюстрирую его примером из градостроительства: прекрасная разница между Самаркандом, Равенной и Суздалем - продукт медленных “веков невежества”, без которых мы видели бы вокруг сплошное Чикаго.

Если причиной глобализации, так сказать, ее “материальной базой” стал технический прогресс, то формой ее проявления в литературе оказалась нарастающая ее усложненность и изощренность, обнажение “каркасов”, усиление условности и игрового элемента. Многие называют это интеллектуализацией. Не думаю, что термин точен, поскольку вряд ли авторы бестселлеров, названные в редакционном вступлении, интеллектуальней Стендаля, Достоевского и Манна. Скорее, в их книгах сказываются некие компенсационные усилия, вызванные усыханием корней, отрывом от почвы.

Тут же следует отметить, что западной литературе, где всегда был силен элемент условности и интеллектуальной игры (“Божественная комедия”, “Дон Кихот”, “Фауст”), легче освоиться в новом психологическом климате эпохи. Потому-то именно с Запада поступают импульсы обновления и модные поветрия. Но при всем сходстве, всемирном сродстве и глобализации сохраняются различия: если на Западе издавна замечательного писателя определяют как “виртуоза пера”, то в России ищут и ценят совсем иные качества и свойства:

Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба.

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.

Нужно ли говорить, что диктат чувства едва ли не исключает интеллектуализацию, а где “дышит почва”, непременно присутствует национальная специфика.

Оговорюсь: восприятие новой ситуации, вернее, новой тенденции и в России, и в других литературах двояко; писательство - дело настолько штучное, индивидуальное, что каждый решает дилемму самостоятельно, за своим письменным столом. (Нынче, кажется, следует говорить - за своим компьютером). Есть не чувствующие дыхания века, есть подхваченные поветрием и даже бегущие впереди него, а есть бережно прививающие тенденции к национальным традициям. Если вдумаемся и припомним, то увидим, что последние наиболее значимы и продуктивны. Пример - южноамериканский и южнославянский подвой в мировой литературе. Что до меня, я охотно сослался бы на грузинский - Отар Чхеидзе, Чабуа Амирэджиби, Отар Чиладзе, Гурам Дочанашвили. В русской же блестящей удачей в этом смысле представляются две небольшие вещи - давняя поэма Ерофеева и недавняя повесть Владислава Отрошенко “Двор прадеда Гриши”. Впрочем, может быть, то, что я назвал успешным подвоем, плодом прививки, точнее было бы определить как продукт сопротивления сильной национальной традиции процессу глобализации. Но это большая тема, в коротком высказывании ее разве что обозначишь.

В целом же создается впечатление, что литература интуитивно угадывает опасность, таящуюся для нее в процессе глобализации, и ищет стратегию противостояния. Противостояния сколь обязательного и неизбежного, столь, по-видимому, и безнадежного.

Остается надеяться, что вечерняя заря литературы будет такой же прекрасной, какими были ее рассвет и цветущий полдень.

Без многообразия красок, неуловимо, но глубоко национальных, такая красота немыслима.

Михаил Эпштейн

О будущем языка

Национальные особенности литературы будут исчезать - и возвращаться уже на уровне мета-: игры, ностальгии, иронии, невозвратности и неотторжимости. Национальная принадлежность будет становиться делом вкуса, стиля, эстетического выбора. В каком стиле ты работаешь? - “Металлически-русском”, “виртуально-русском”, “метареально-русском”, “индоевропейско-русском” и т.п. Американцы, озабоченные поиском идентичности, прибавляют к своему самоназванию национальности своих далеких предков: “итальяно-американец”, “германо-американец”, “ирландо-американец” и т.д. Возможно, со временем появится гордое “русско-россиянин” наряду с “татаро-россиянин”, “евро-россиянин”... Судьба литературы зависит от судьбы языка: останется ли он русским или, по прошествии нескольких веков, олатинится по алфавиту, или по лексике, или даже и по грамматике - вольется в мировой язык, составленный, скорей всего, на базе английского и испанского. Латинизация русского алфавита - перспектива хоть и пугающая, но вполне осязаемая уже к концу нашего нового века, по крайней мере, для нехудожественной словесности. Стандарты письменного общения, нормы внятности задаются электронными средствами коммуникации, а кириллица мало того, что маленький островок в море электро-письмен, она еще сама раздробила себя на несколько кодировок, из-за чего многие русские переписываются на латинице. Этот период “новофеодальной” раздробленности вряд ли пройдет без тяжелых последствий для кириллицы: латиница ее начинает вытеснять даже среди русскоязычных. Даже сербы, у которых особые причины не любить латиницу, постепенно на нее переходят. Так что, возможно, через сто лет кириллица останется именно азбукой художественного письма, отличительным эстетическим признаком, хотя одновременно появятся и произведения, созданные на “живой”, разговорно-деловой латинице (как Данте перешел от литературной латыни к живому, хотя и “вульгарному”, итальянскому и стал одним из основоположников новоевропейских литератур). Латинская версия русского начнет эстетизироваться, появится дополнительная возможность многозначной игры со словами других языков... Говорю это с ужасом, но представляю неизбежность такого поворота вещей.

Возможен и другой способ развития русского языка - не через заимствование (алфавита, лексики), а через развитие индоевропейской системы корней, которую славянские языки делят с романскими и германскими. Может быть, на основе русского будет построен такой язык, по отношению к которому современный русский будет только частным случаем. Из 500 слов на “люб”, которые будут в языке, в нынешнем русском есть только одна десятая. Это не просто заполнение лакун, а воссоздание того языкового объема, словомысленного пространства, которое охватит и русский, и другие индоевропейские языки. Воссознание-воссоздание индоевропейской основы современных языков, но уже не как праосновы, а как мыслимого и “рекомого” будущего, - такова одна из возможностей “поступательного возвращения” русского в мировую языковую семью. Мне представляется, что будущий мировой язык должен быть не пананглийским или паниспанским, но ново-индоевропейским, - должен восстановить те формы корневой, лексической, грамматической общности, которые все индоевропейские языки имели в истоке своего развития и дифференциации. Быть может, перед переходом от живых языков к машинным настала пора и потребность доразвить до конца, спроецировать во все мыслимые стороны “корне-кронную” систему русского языка, охватить древо развития языка как единое целое, от ныне обозримых ветвей - не только к индо-европейским корням, но и к тем кронам, над которыми уже вскоре полетит искусственный интеллект, вовсе оторвавшись от национально-исторической почвы языкосложения.

Я пытаюсь участвовать в этом процессе своим проектом “Дар слова”, где предлагаются альтернативные, расширительные модели словообразования: древнейшие индоевропейские корни начинают ворочаться в почве русского языка, заново прорастать и разветвляться, а тем самым и сплетаться с другими языками индоевропейской семьи.

Кто я по своим культурным корням? Да тот же, кто и по языковым: индоевропеец. Не западник и не восточник, не русский, не американец, не еврей - это все более частные характеристики, которые необходимы, но недостаточны. У всех этих культур - общее индоевропейское наследие, которое сохранилось прежде всего - и почти единственно - в языках (отчасти и в мифах, архетипах). И значит, по мере того как будет объединяться человечество и вырабатываться общий язык, индоевропейские корни начнут заново обнажаться в сходящейся перспективе разных языков. Сейчас, возможно, назревает грандиозная реформа русского языка: не горизонтальное вхождение в современность, через заимствования, подражание - а по вертикали: не англизация, не европеизация, а индоевропеизация, т.е. восхождение к первородным корням, а через них - к общепонятным производным, с ясными индоевропейскими корнями и ответвлениями. У нас, русскоговорящих, разъехавшихся по всему миру: россиян, американцев, израильтян, австралийцев, канадцев, германцев, язык - единственное общее наследие. Напрасно искать общности на каких-то политических платформах или в культурных программах - здесь нас разделяют возраст, воспитание, место жительства, вкусы и т.д. Но язык, знаковая система, которая сформировала наше мышление, культурный генофонд, у нас один, и, значит, первейшая забота и точка схождения - не дать вымереть и угаснуть языку.

Нынешний русский “вянет на корню”. Самое тревожное - что корни русского языка в XX веке замедлили и даже прекратили рост, и многие ветви оказались вырубленными. Общий взгляд на состояние языка приносит печальную картину: от глубинных, первородных корней торчат несколько разрозненных веточек, и не только не происходит дальнейшего ветвления, а, наоборот, ветви падают, происходит облысение словолеса. У Даля в корневом гнезде “-люб-” приводятся около 150 слов, от “любиться” до “любощедрый”, от “любушка” до “любодейство” (сюда еще не входят приставочные образования). В четырехтомном Академическом словаре 1982 года - 41 слово. Выходит, что корень “люб” за сто лет не только не дал прироста, новых ветвлений, но, напротив, начал резко увядать и терять свою крону. Далевские слова в языке не восстановить, потому что многие связаны с кругом устаревших, местных значений, церковно-славянизмами и т. д.; но в живом языке и корни должны расти, ветвиться, приносить новые слова. Знаменательно, что Солженицын, который пытается расширить современный русский язык введением слов из Далевского словаря, вынужден был проредить в своем отборе не только состав слов, но и сокращать их толкования, сужать значения (см. мою статью “Слово как произведение. О жанре однословия”, “Новый мир”, № 9, 2000). Во всех словарях русского языка советской эпохи в общей сложности приводятся 125 тысяч слов - это очень мало для развитого языка, тем более с огромным литературным прошлым и потенциалом. Тем более что значительную часть этого фонда составляют однообразные и малоупотребительные суффиксальные образования типа “судьбинушка, спинушка, перинушка, детинушка, калинушка, долинушка, былинушка...”. Почти 300 слов только женского рода с суффиксом “ушк” внесли составители в семнадцатитомный Большой Академический словарь (1960-е), чтобы представить развитие и богатство языка; а между тем из языка выпало множество полнозначимых ответвлений от действительно плодовитых, смыслоносных корней.

С языком происходит примерно то же, что с населением. Население России чуть ли не втрое меньше того, каким должно было быть по демографическим подсчетам начала XX века. И дело не только в убыли населения, но и в недороде. 60 или 70 миллионов погибли в результате исторических экспериментов и катастроф, но вдвое больше из тех, что могли, демографически должны были родиться, - не родились, не приняла их социальная среда из тех генетических глубин, откуда они рвались к рождению. Вот так и в русском языке: мало того, что убыль, но еще и недород. Мертвые слова вряд ли можно полностью воскресить, хотя солженицынская попытка заслуживает большого уважения, - скорее нужно народить новые слова, не на пустом месте, а произрастить их из древних корней в соответствии со смысловой потребностью.

Я почти ничего не сказал о литературе - но сейчас как никогда ясно, что литература в узком смысле слова - не письменность вообще, а художественная словесность - есть лишь один из способов и даже один из этапов в жизни языка. Насколько национальным будет язык - настолько же национальной будет и литература.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Мировое значение и национальное своеобразие русской литературы XIX века. Ваше мнение об известных Вам работах по данному вопросу. При изучении каких школьных тем можно воспользоваться методологией решения вышеназванной проблемы?

В России 19 века происходит небывалый взлет литературы и на равных включается в культурный процесс. Эту эпоху принято характеризовать «золотым веком»,временем расцвета творчества и зарождения философской мысли, формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину. Литературоцентризм - важная особенность. На произведениях литераторов того времени мы учимся человечности, патриотизму, изучаем нашу историю. На этой «классике» выросло не одно поколение людей - Человеков. Романтизм становится ведущим художественным методом, хотя на исходе 30-х годов XIX века ведущее место в литературе займет реализм.

Русская литература отлич своей гуманностью целеустремленностью и человечностью стремится высказать свое мнение. В России философия индивидуальна. Одной из главных проблем является проблема нравственности у каждого автора свои решения этой проблемы. Нравственная проблематика стала основной то и практически все русс писаети сходились в 1м формирование высоких идеалов. Высокое в России это преодоление эгоизма и индивидуализма. И высокое деятельное героическое те для русс писателей св-но самое требовательное отношение. В России никогда невозможно было жить отдельной судьбой. Русское общ-во всегда коллективно. Русс литре характерен нравств выбор за себя и за весь мир. Русс автор показывал жизнь в сообще со всем миром. С этим связана эпичность мышления русс герои всегда общаются с нацией герои гоголя толстого. Эта почва была оч. благоприятна для развития романов. Русс романы оказали большое влияние на запад. Герои были колоссальны они не были привычны зап читателю, русские умели выходить на вопрос бытия. Но суть и обратный момент когда авторы проникали в национальное. Для того чтоб более подробно рассмотреть этот вопрос можно обратится к работе Касьяновой «русский национальный характер» в книге она рассказывает что для русского человека характерна ценностная установка например способность достигнуть цели. У России и запада различные цели в жизни. Идея воспитания высоких чувств и идеалов это высокое а высокое это эгоизм.

Мировое значение литературы тесно связано с национальным своеобразием: романтики обращаются к национальным событиям, поскольку 19 век - это век эпохальных событий мирового масштаба(война 1812), это изменения общественного сознания, выраженный дух патриотизма. Реформы 1861 года приводят к поляризации обществ.сознания и чувство личности находит свое выражения в образах литературы. Например, эпоха декабризма порождает идеал свободной личности, таким образом тема свободной личности становится центральной. Деятельность писателей не ограничивалось их субътективным духовным миром: они активно проявляли интерес к общественной жизни, фольклорными произведениями и взаимодействовали с зарубежными писателями. Поэтому литература 19 века несет глобальный охват всей общественно-политической жизни того времени и отражает мироощущение своей эпохи. Национальное своеобразие находит свое отражение в типологизации портретов людей, обобщения их пороков и ярко выраженных свойств личности: 1)В центре литр. 19 в проблема роста чувства личности:образ молодого человека не удовлетворяет современный уклад жизни 2). А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».

3).Национальная атмосфера в литературе, разработка русского национального характера

4).Осуждение писателями оторванности интеллигенции от народа, как оторванность от своих корней. 5).идеал личности - соотношение одной личности с бытием всего народа(отсутвие эгоцентризма, своеволия)

6)внимание писателя к психологическому и социальному анализу. Также можно обратится к работе Белинского взгляд на русс литру. В школе этот вопрос можно использовать ни вводных уроках русск л 19го века. Например может б такая тема как худ литра как вид искусства

2. Проблемы периодизации русской литературы XIX века. Какую точку отсчета Вы предпочитаете взять за основу периодизации творчества писателей, изучаемых в 9 классе?

Цель периодизации -- не создание жесткой схемы, а обозначение ряда главных ориентиров на каждом этапе литературного движения.

Начался 19 век со становления романтизма. Идеологические предпосылки романтизма - разочарование в Великой Французской революции в буржуазной цивилизации вообще (в ее пошлости, прозаичности, бездуховности). Настроение безнадежности, отчаяния, "мировой скорби" - болезнь века, присуща героям Шатобриана, Байрона, Мюссе. В то же время им свойственно ощущение скрытого богатства и беспредельных возможностей бытия На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин - русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Юношество определяет последующие пути развития характера зрелого человека -- вот в чем значимость этого возраста для человеческой жизни как исторического целого. 2й период. 2я половина 10х гг в рл зарождается новое революц-романтич течение, кот достигает подъема в 1й половине 20х гг в тв-ве Пушкина и поэтов- декабристов. Идейно-тв своеобразие револ романтизма связано с историч событиями (революция, коо развивала идеалы свобюоды братства и равества)

С середины XIX века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России. Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.

Вторая половина 19 в. и была эпохой расцвета русского критического реализма. В середине 50-х годов Россия пережила необычайно мощный общественный подъём. Царское правительство вынуждено было начать подготовку крестьянской реформы, вокруг которой развернулась идейно-политическая и литературная борьба.

Критическая деятельность Чернышевского и его ближайшего сотрудника Добролюбова способствовала проникновению в литературу передовых, освободительных идей, дальнейшему и развитию реализма. В атмосфере общественного подъёма, напряжённой идейной борьбы русскими писателями-реалистами было создано небывалое количество выдающихся художественных произведений. В этих произведениях в полном смысле слова классических, наиболее ярко вплетались характерные черты русской литературы: высокие гражданские чувства, широта изображения жизни, глубокое раскрытие её противоречий. Беспощадно разоблачая угнетателей народа - помещиков, буржуазных дельцов, крупных чиновников, русские писатели противопоставляли им людей труда, в которых нечто не убило лучших человеческих качеств: трудолюбия и самоотверженности, искренности и душевной чистоты.

Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н.С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра - рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький. Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература

3. Особенности литературной жизни 1810-х годов

В 1810-е годы - экликтизм - смешение литерат. течение: сентиментализма, классицизма, романтизма. Жуковский как основоположник психологического романтизма. Как немаловажный фактор влияния на творчество романтистов 1810 годов было создание Карамзином реформы о русском слове, где писатель стремился добавить русскому языку пластичность и изысканность, привнося в обиход иностранные заимствования, заменяя церковнославянскую лексику. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, Байрона, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен.

Главное событие этого периода это развитие романтизма. Первую треть XIX называют “золотым веком” русской культуры. Начало его совпало с эпохой классицизма в русской литературе и искусстве. В первые десятилетия века ведущим жанром в русской литературе была поэзия. А.С. Пушкин стал символом своей эпохи. Стремительный взлёт в культурном развитии России. Подъем общ-ой жизни вызывает быстрый рост журналистики. Возникает много новых журналов. Появляются лит.кружки, которые способствовали эстетич. самоопределению. Ведется идейная борьба. Нет шедевров, но зато письма и мемуары поэтов говорят, что это была бурная эпоха. Особенно развивается массовая лит-ра

4. И.А. Крылов-баснописец. Народность басен Крылова

Рядом с романтизмом продолжила жить и развиваться просветительская струя в русской литературе, представленная баснями Крылова. Автора интересовали не столько личные переживания человека, сколько тот социально-общественный организм, который вызывал эти переживания. Человек рассматривался им в качестве социального, а не частного индивида. Крылов дерзнул сделать народное сознание высшей ценностью в своей художественной системе: у него здравый смысл народа -- субъект художественного высказывания, верховный судья, который выносит мудрый, искрометно веселый либо уничтожающий приговор действительности.(в отличии от классицистов, сентиментал и рмоантик у которых народ - своего рода эмоционально воздействующие на сознание главного героя поле)

В заметке «О предисловии к переводу басен Крылова» Пушкин указывал на «веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» как на «отличительную черту в наших нравах» и именно в этом смысле считал Крылова «представителем духа» русского народа. Действительно, ироническая интонация повествования -одно из важнейших особенностей его басен,.

Проблема народности выдвигала перед русскими писателями задачу преодоления сословной ограниченности их мировоззрения и перехода на позиции «мнения народного».

Наиболее последовательно и впечатляюще народность творчества Крылова проявилась в баснях, посвященных Отечественной войне 1812 г. («Ворона и Курица», «Волк на псарне», «Щука и Кот», «Раздел», «Обоз», «Кот и Повар»). Крылов задолго до Л. Толстого противопоставил официальной версии побед над Наполеоном свою трактовку их с позиций народной нравственности. Не случайно в басне «Чиж и Еж» (1814) он с лукавой простотой отказался «петь» заслуги Александра I в победе над нашествием, прославляя Кутузова как народного полководца.

Уникальность басен в их самой идее - лишь слегка подтолкнуть человека самостоятельно проанализировать и хорошенько подумать, в чём суть, кто прав и виноват, и почему так, собственно, вышло. Типичность образов, созданных Крыловым, многогранность сатиры, наблюдательность автора, умение передать устойчивые черты человеческого характера, подлинная народность сделали басни его бессмертными. От того, что произведения Крылова напрочь лишены высокой философии и скорее походят на сказки, смысл басен касается самых обыкновенных в нашей жизни ситуаций. Это качество историй делает их столь полезными для размышления: ведь только на «житейских» простых примерах можно узреть нечто глубже.

Сознание русского человека освещалось Крыловым не с высоты «теорий» ученых мудрецов, а нравственным опытом народа, т. е. опытом каждого, без различия сословий и званий, ибо любой человек - часть прошедшей, настоящей и будущей истории. Читая басни Крылова, люди с охотой учились понимать самих себя. Басни Ивана Крылова действительно написаны доступным народным языком, что, однако не лишает их богатства художественно-выразительных средств, при помощи которых раскрывается красота литературного русского языка. Крылов вошел в их дома и сердца. Из писателя, известного литературным кругам, он сразу, вдруг сделался «своим» всей России. Благодаря лёгкому комичному языку истории Крылова доступны каждому и положительно усваиваются публикой. Наверное, это происходит по причине особой доброжелательной близости к народу и отсутствию лишних замысловатых сюжетных линий.

5. Полемика «архаистов» и «новаторов» по вопросу о русском литературном языке в начале XIX века

Проза и поэзия Карамзина оказали решительное влияние на развитие русского литературного языка. Карамзин целенаправленно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка. Карамзин ввёл в русский язык множество новых слов -- как неологизмов («благотворительность», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «человечный») , так и варваризмов («тротуар», «кучер») . Также он одним из первых начал использовать букву Ё. обладая незаурядным стилистическим чутьем, он ввел и русский язык такие варваризмы (прямые заимствования иностранных слов), которые органически прижились в нем: цивилизация, эпоха, момент, катастрофа, серьезный, эстетический, моральный, тротуар и др.;

Изменения в языке, предлагаемые Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах Писатель А. С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Беседа любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ в 1815 году образовалось литературное общество «Арзамас», которое иронизировало над авторами «Беседы» и пародировало их произведения. Членами общества стали многие поэты нового поколения, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила победу языковых изменений, которые ввёл Карамзин.

Иногда критика Шишкова его была меткой и точной. Шишкова возмущала уклончивость и эстетическая жеманность в речи Карамзина и «карамзинистов»: он считал, что вместо выражения «когда путешествие сделалось потребностью души моей» Можно сказать просто: «когда я полюбил путешествовать»; В пику карамзинской Шишков предложил свою реформу русского языка: он считал, что недостающие в нашем обиходе понятия и чувства нужно обозначать новыми словами, образованными из корней не французского, а русского и старославянского языков. Старовер, поклонник языка Ломоносова, Он ратовал за возвращение литературы к устному народному творчеству, к народному просторечию, к православной церковнославянской книжности. Он упрекал «карамзинистов» в том, что они поддались соблазну европейских революционных лжеучений. Стиль языка он считал приметой идеологической принадлежности автора.

Шишкову казалось, что языковая реформа Карамзина непатриотична и даже антирелигиозна

Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных». А поскольку Карамзин отрицательно отнесся к обилию церковнославянских слов в русском языке, Шишков утверждал, что новшества Карамзина исказили благородную величественную его простоту. Шишков упрекал Карамзина за неумеренное употребление варваризмов (эпоха, гармония, энтузиазм, катастрофа), ему претили неологизмы, его ухо резали искусственные слова: настоящность, будущность, начитанность.

6. Идейно-художественное своеобразие творчества «поэтов-радищевцев», их вклад в развитие русского классицизма. Анализ одного стихотворения (по выбору студента).

Цель искусства классицисты видели в познании истины, выступающей как идеал прекрасного. Они выдвигают метод его достижения, основываясь на трех центральных категориях своей эстетики: разум, образец, вкус. Все эти категории считались объективными критериями художественности. С точки зрения классицистов, великие произведения -- плод не таланта, не вдохновения, не художественной фантазии, а упорного следования велениям разума, изучения классических произведений древности и знания правил вкуса. Таким образом, они сближают художественную деятельность с научной. Вот почему для них оказался приемлемым рационалистический метод французского философа Рене Декарта (1596--1650), ставший основой художественного познания в классицизме. Декарт утверждал, что разум человека обладает врожденными идеями, истинность которых не вызывает никаких сомнений. Так, разум становится центральным понятием философии рационализма, а затем и искусства классицизма. Слабой же стороной такого представления было отсутствие диалектического взгляда. Мир считался неподвижным, сознание и идеал неизменными.

Характер. В искусстве классицизма внимание уделяется не частному, единичному, случайному, а общему, типическому. Поэтому характер героя в литературе не имеет индивидуальных черт, выступая как обобщение целого типа людей. Основной конфликт. Категория разума оказывается центральной и в формировании нового типа художественного конфликта, открытого классицизмом: конфликта между разумом, долгом перед государством -- и чувством, личными потребностями, страстями. Как бы ни разрешался этот конфликт -- победой разума и долга (как у Корнеля) или победой страстей (как у Расина), только человек-гражданин, ставящий свой долг перед государством выше частной жизни, является идеалом классицистов.

Права человеческой личности, свобода политическая и социальная, нация, народность -- все эти великие идеи, отражавшие изменения исторической действительности на перевале от феодализма к капитализму и намечавшиеся еще в литературе XVIII в., теперь стали основным ее содержанием. Они потребовали для себя и новых форм художественного выражения. В 1801 г., после возвращения А.Н. Радищева из ссылки, вокруг него сложился кружок молодых единомышленников - «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств» - И.П. Пнин, В.В. Попугаев, И.М. Борн, А.Х. Востоков и др. В историю литературы они вошли под именем поэтов-радищевцев. У них был свой журнал «Северный вестник» и альманах «Свиток муз». В разное время с «Вольным обществом…» сотрудничали Н.И. Гнедич, К.Н. Батюшков и другие литераторы. Мировоззрение и деятельность поэтов-радищевцев носили просветительский характер. Они были убежденными последователями и наследниками как французского, так и русского Просвещения XVIII века. Члены «Вольного общества…» ратовали за уважение к человеческой личности, за строгое соблюдение законов, за справедливый суд. Гражданин, по их убеждению, имел право свободно мыслить и безбоязненно утверждать Истину и Добродетель.

В своей творческой деятельности поэты-радищевцы были привержены к традициям классицизма. Их излюбленными поэтическими жанрами стали ода, послание, эпиграмма.. Рационалистический пафос общего, неотдиференцированность индивидуального начала от целого, абстрактность в понимании человека -- все это связывало еще поэзию радищевцев и гражданскую лирику декабризма с литературой XVIII в. и с поэтикой классицизма.

Отсюда в философской лирике Пнина ее широкая, вселенская рамка, космизм и аллегоризм ее образов; от классицизма в поэтике радищевцев и торжественное течение стиха, размеренная патетика поэтического синтаксиса, высокая отвлеченная лексика. философская ода Пнина («Человек») является как бы величественной ораторией,

Классицизм как стиль -- это система изобразительно-выразительных средств, типизирующих действительность сквозь призму античных образцов, воспринятых как идеал гармонии, простоты, однозначности, упорядоченной симметрии. Таким образом, этот стиль воспроизводит лишь рационалистически упорядоченную внешнюю оболочку античной культуры, не передавая ее языческой, сложной и нерасчленимой сущности. Не в античном наряде, а в выражении взгляда на мир человека абсолютистской эпохи заключается суть стиля классицизма. Он отличается ясностью, монументальностью, стремлением убрать все лишнее, создать единое и цельное впечатление.

7. Возникновение и развитие русского романтизма. Его эстетическая сущность и основные течения. Какая из работ, неоднозначно решающих вопрос о генезисе и сущности романтизма, Вам близка?

«В 1820-е гг. романтизм стал главным событием литературной жизни, борьбы, центром оживления и шумной журнально-критической полемики в России. Романтизм в России сформировался перед тем, как стране предстояло вступить в полосу буржуазных преобразований. В нём сказывалось разочарование русских людей в существующем порядке. В нём выразились общественные силы, которые начали пробуждаться, стремление к росту общественного самосознания» - так говорит Гуревич о возникновении романтизма в России в своей книге «Романтизм в русской литературе».

Маймин в своей книге «О русском романтизме» говорит, что русский романтизм был частью европейского романтизма, поэтому в русском романтизме есть приметы романтизма европейского, но русский романтизм так же имеет и свою истоки. А именно, война 1812 г., её последствия для русской жизни и самоосознания. «Она показала, - пишет Маймин, - силу и величие простого народа». Это явилось почвой для недовольства рабского уклада жизни простого народа, и, как следствие, для романтических и декабристских настроений.

Первые кто пытался разобрать что такое романтизм были Пушкин и Рылеев, позже появляется трактат Георгиевского и Галича. В работах Веселовского романтизм рассматривается как проявление либерализма. Замотин полагает, что романтизм это проявление, выражение идеалистического в литературе. Сиповский определяет романтизм как индивидуализм эпохи. Сокурин говорит что это ирреализм. В 1957 г происходит дисскусия по проблемам реалиазма. На этой почве появл. сборники и монографии о романтизме. Одна из работ - это статья Соколова «К спорам о романтизме», в которой автор приводит различные точки зрения на романтизм и делает не маловажный вывод: каждое из определений заключает в себе долю истины, но не одно из них «не составляет чувства полной удовлетворённости», потому что они пытаются определить романтизм «по одному его признаку». Между тем «все попытки охватить романтизм какой-то единой формулой неизбежно дадут обедненное, одностороннее и потому неверное представление об этом литературном явлении. Необходимо раскрыть систему признаков романтизма и по этой системе определить изучаемое явление». И тут, в свою очередь, делает своё замечание Манн: недостаточность любого дифференцированного подхода к романтизму, необходимость «раскрыть систему признаков» - отмечены Соколовым правильно, но при этом он не разъясняет понятия системности как таковой. Представление о романтизме, вместе с тем, не станет истиннее, если мы будем судить о нём «не по одному признаку», а по ряду признаков. В их перечислении нет никакой обязательности: его можно прервать и возобновить в любое время. Каждая новая черта находится в той же плоскости, что и все предыдущие, тогда как обязательность их связи была бы достигнута лишь в том случае, если бы мы могли проникнуть «через них» в самую организацию художественного явления. Тут же нельзя не отметить вводную статью Волкова к книге «История Русского романтизма», в которой автор ставит для себя задачу уточнить понятие «романтизма» и «романтики» с учётом разных национальных литератур, обращаясь к разнообразным работам по романтизму, в том числе и к статье Соколова, названной выше. Многозначность и разноречивость теории и истории романтизма он относит «больше к истории этой проблемы, чем к нынешнему состоянию её научного решения». Он говорит, что многие термины романтизма уже исчезли, потеряли свою значимость и, отметая их, он приходит к выводу о том, что в современном литературоведении существует только два значения термина «романтизм». Одно из них - «понятие о романтизме как "преобразующей" стороне всякого подлинно художественного творчества». Это понятие наиболее последовательно и полно изложено в учебнике Л.И. Тимофеева «Основы теории литературы». Волков, в свою очередь, говорит, что хоть теория реализма-романтизма Тимофеева и утверждает единство объективного и субъективного содержания в искусстве, познавательной и преобразовательной функций художественного творчества, но выбор термина «романтизм» для обозначения преобразующей стороны художественного творчества носит явно произвольный характер. Это он объясняет тем, что преобразовательную сторону можно назвать и сентиментализмом, и экспрессионизмом и интеллектуализмом, - ведь эти термины не менее, чем романтизм, указывают именно на субъективную сторону художественного творчества, и тогда может произойти подмена всего многообразия художественного творчества одной из его конкретно-исторических форм. И тогда в рамках этой теории больше подходит термин «романтика» (наряду с трагикой, сатирой и т.п.). «Остаётся одно, общепринятое значение термина "романтизм", - продолжает Соколов, - то, что относится к художественной системе, порождённой на рубеже 18-19 веков, и составившей в первой трети 19 века целую эпоху в художественном развитии человечества. Споры, которые идут в настоящее время о романтизме, относятся, главным образом, к этому, собственно романтическому искусству и к вопросу о возможности и наличии такового искусства в последующее время и наши дни». Гуревич в своей книге «Романтизм в русской литературе» пишет: «Романтизм - революция в искусстве. Революционна сама эпоха романтизма, это время великих разочарований и ожиданий, время решительных перемен в сознании людей». Дальше он продолжает: «Характерная черта романтизма - неудовлетворённость действительностью, подчас глубокое разочарование в ней, глубокое сомнение в том, что жизнь может быть построена на началах добра, разума, справедливости. Отсюда появляется мечта о переустройстве мира и человека, страстное стремление к возвышенной идеализации». «Невиданная острота реального и идеального порождают напряжённое, трагическое переживание. Это двоемирие - определительная черта романтического искусства». Маймин так же считает, что романтизм основан на разочаровании в действительности. Глубоким прафосом романтизма он считает противопоставление мечты и реальности, того, что возможно, и того, что есть. Гуляев считает что романтизм и реализм - две грани худ процесса субъект (ром) и объект (реал.). Р - явление кот возникает в опред эпоху проходит определенный этап и время его можно точно определить. Время возникновения 10 е гг, конец- 30. Буревич считает что русский романтизм возникает к 30м гг т е Жуковский, Батюшков, Рылеев, Языков, Пушкин и др. - не романтики. Возникает проблема течений.

Маймин в совей мнографии «О русском романтизме» пишет, что романтизм - это явление, которое понимается и толкуется самими романтиками по-разному. Здесь мы можем видеть объяснение того, почему в русском романтизме существуют разнообразные направления. У Гуковского можно увидеть несколько направлений романтизма. Первое представлено Жуковским и Батюшковым. Они, как говорил Гууовский, - родоночальники русского романтизма. Хоть романтизм и Жуковского, и Батюшкова, достаточно различен, но их произведения имеют одну, не маловажную черту: они не несут в себе никаких идей революционных, побуждающих к изменению мира. И тот, и другой поэты, создают свой, поистине романтический мир, и предпочитают жить в нём, не пытаясь принести свой идеал в реальность. Это существенно различие с романтизмом декабристским или гражданским, революционным, который, напротив, создавая образ идеального мира, желал воплотить его в реальности, откуда и взялись революционные идеи и призывы. Яркие представители этого направления - Рылеев, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский и др. Трагеди 25 декабря 1825 года на Сенатской площади разбила декабристские представления о жизни и изменило их творчество как таковое. Творчество Пушкина-романтика можно определить как отдельное направление в романтизме, потому что, не смотря на то, что в начале своего творческого пути «Пушкин выступал сторонником революционного потрясения» он, всё-таки, не являлся декабристом. «Пушкин, - как пишет Гуковский в своей книге "Пушкин и проблемы реалитического стиля", - начал свой путь как собиратель и объединитель противоречий и разнообразных течений русского романтизма». И, идя вперёд в своей эволюции, Пушкин достаточно быстро переходит от романтизма к реализму. Переход этот он совершает гораздо раньше своих «собратьев по перу». Переходя к четвёртому, и последнему направлению романтизма, следует вернуться к катастрофе 25 декабря 1825 года, которая, как уже было сказано выше, разрушила представления декабристов о жизни. Начинаются поиски новой концепции реальности, мучительные раздумья. Творчество этого направления характеризуется сложным отношением романтизма и реализма в творчестве писателей. Вершины этого направления - Лермонтов, проза Гоголя, лирика Тютчева.

Так как Оермонтов Гоголь, Тютчев освещают разное в жизни, у них разные пути, разные представления об идеалах, то это одно цельное направление, можно разделить ещё на несколько поднаправлений, чтобы не создавалось путанниц и неверных представлений. Иную, но всё-таки чем-то схожую с предыдущей, классификацию направлений романтизма предлагает Маймин: 1) романтизм Жуковского, характерный для раннего этапа русского романтизма, определяется как созерцательный; 2) гражданский, революционный романтизм декабристов, в частности Рылеев, Кохельбекер, Мерлинский-Бестужев: 3) романтизм Пушкина, имеющий синтетический характер и объеденяющий достоинства первого и второго направленийи включающий нечто особенное, неповторимо-высокое; 4) романтизм Лермонтова то же синтетический, но иначе, чем у Пушкина. Лермонтов развивает трагичносто второго и третьего направлений и бунтовской романтизм Байрона; 5) философский романтизм. Представлен Везевитовым, Тотчевым, прозаическими философскими произведениями Вл. Одоевского. Ещё одна классификация направлений романтизма представлена у Фохта: 1) отвлечённо-психологичное (Жуковский и Козлов); 2) гедонический (Батюшков); 3) гражданский (Пушкин, Рылеев); 4)философский (Венивитов, Варатынский, Вл. Одоевский); 5) сентетических романтизм - вершина русского романтизма (Лермонтов); 6) эпигоны психологичекого романтизма (Бенедиктов, напр.); 7) «лжеромантики» (Кукольник, поздний Полевой, Загоскин).Маймин считает эту классификацию не очень удобной из-за излишней дробности.

Т.о., рассмотрев основные точки зрения на возникновение романтизма, его сущность и основные течения, можно придти к выводу о том, что о романтизме существует весьма спорное мнение. Из работ, неоднозначно решающих вопрос о генезисе и сущности романтизма, мне более всего близка работа Гуревича «Романтизм в русской литературе».

8. Историко-литературное значение творчества В.А. Жуковского. Жанрово-стилевое своеобразие его лирики

Критика о Жуковском.

В русской науке шёл спор об исторической оценке творчества Жуковского. Был ли он новатором, прогрессивно двигающим русскую литературу вперёд? (Жуковский - романтик). Был ли в своей поэзии консерватором, даже реакционером, тянувшим русскую литературу во вчерашний день сентиментализма 18 столетия? Об том говорит в своей работе Белинский. С его мнением согласны наши современники. Во-первых, Жуковский романтик, даже основоположник, глава русского романтизма. Во-вторых, необходимый и положительный в своей исторической роли предшественник Пушкина. Пушкин считал Жуковского своим учителем.

Хотя романтизм Жуковского был лишён активности, проповеди либерализма и борьбы с реакцией, он вовсе не был в своей сущности реакционным явлением. Мир поэзии Жуковского мечтательный. Именно в этот мечтательный мир стремится улететь своей душой Жуковский от презренного мира реальности. Он поэт своих видений, а не поэт реальной действительности. Именно в этом видел Пушкин нечто приемлемое для поэзии прогрессивной.

Стилевое своеобразие лирики.

Сущность и идея стиля Жуковского, его поэзии - это идея романтической личности. Жуковский открыл русской поэзии душу человеческую, продолжив психологические искания Карамзина в прозе и решительно углубив их. Психологический романтизм Жуковского воспринимает весь мир через проблематику интроспекции. Он видит в индивидуальной душе даже не отражение всего мира, а весь мир, всю действительность саму по себе.

Личность в поэзии Жуковского либо одинока, либо находит понимание среди немногих, разделяющих её чувства. Одиночество не отвращает её от всего мира. Душа поэта необъятна, и она вмещает в себя всю вселенную. Жуковский принимает жизнь даже с её страданиями и печалями, потому что они содействуют нравственному возвышению человека. Он верит, что прекрасное и возвышенное в человеке победят. Их торжество наступит за пределами земного бытия, в той вечной жизни, где находится Царство Небесное. В системе Жуковского лирическая правда - есть высшая и даже единственная истина. А объективный мир - это лишь эфимерная видимость и логика суждений о нём - ложь. Находясь здесь, душа рвётся в прекрасное там. Такое раздвоение на потустороннее, загробное, идеальное и несовершенное, суетное, преходящее, раздвоение, свойственное не только Жуковскому, но и всему романтизму, называется романтическим двоемирием. Это значит, что душа романтика одновременно пребывает в двух мирах - реальном и нереальном.

Человек в поэзии Жуковского мыслит себя отдельно от государства, потому что те понятия, которые сложились в государстве, он не вполне принимает и даже отрицает. Жуковский убеждён, что цель человечества состоит в усовершенствовании своей природы, а смысл жизни человека - в том, чтобы воспитать себя душевным, чувствительным и чутким к чужим страданиям, бедам и несчастьям.

Счастье человека, а следовательно и смысл его жизни, по убеждению Жуковского, не во внешнем интересе, а в нём самом, в силах его души, в богатстве мыслей и чувств. Чем человечнее личность и чем больше таких людей, тем счастливее государство. Надо не подавлять или смирять страсти, а совершенствовать свой духовный мир. Человек для Жуковского не средство для достижения каких-то посторонних ему целей, пусть даже самых нужных, полезных и благородных, а сам - цель исторического процесса. Не человек для государства, а государство для человека - вот девиз Жуковского.

Единство лирического героя в творчестве Жуковского влекло за собой единство стиля. Произведения Жуковского объединены отнесением их к личности автора, который в то же время является героем произведения. Это относится и к балладам, где нет лирического «я», где герои другие, но где подлинным героем является всё-таки сам поэт, рассказывающий легенду, мечтой и настроением которого и является содержание баллады.

Современники считали Жуковского мастером пейзажной поэзии. Пейзаж у него имеет субъективный характер. Изображение природы у Жуковского - это «пейзаж души». Жуковский рисует душу, воспринимающую природу, у него пейзаж сопряжён с конкретным психологическим состоянием. Поэт сливает пейзаж и своё переживание. Между ними возникает прочная связь, но не отвлечённо-логическая, а конкретно-психологическая.

Использует особое семантическое наполнение слова, начинающего значить гораздо больше, чем оно значит терминологически, появляются иные смыслы, иные звучания. Таким образом, создавалось впечатление, что значение стиха рождается не в словах, а как бы между словами, то есть не в самом тексте, а в сознании читателя - явление суггестивной поэзии.

Жанровое своеобразие лирики.

Элегия, песня-романс, и дружеское послание - основные жанры поэзии Жуковского. На материале элегии Жуковский разрабатывал русский поэтический язык. Элегия особенно привлекала его своей тематикой, закреплённой общеевропейской традицией: погружением во внутренний мир, мечтательным и - позднее - мистическим восприятием природы. Жуковский - первый русский поэт, сумевший не только воплотить в стихах реальные краски, звуки и запахи природы - всё, что составляем её «материальную красоту», но наделить природу чувством и мыслью, воспринимающего её человека, так построена элегия «Вечер» - шедевр ранней лирики Жуковского. «Минувшее» - одна из любимых «словесных» тем Ж. Он всегда обращён к прошлому, но столь условная и почти банальная тема поэзии у него приобретает глубокое эмоциональное значение. В песнях и романсах Ж. есть удивительная музыкальная организованность. Господствуют полногласие, мелодические переходы ударных звуков. Большое место поэт уделяет в своих песнях разработке интонации. Вопросительные интонации свойственны этому жанру. Следует отметить чисто песенную систему восклицаний и обращений. Знамениты такие элегии, как «Вечер», «Сельское кладбище», «Море», и др.

Во второй половине 18-19 веках огромное распространение приобретает жанр баллады, восходящий к народно-поэтической традиции. Баллада отличалась пристрастием к чудесам, ужасному - тому, что неподвластно логике и разуму, - преобладанием эмоционального начала над рациональным, сосредоточенностью над раскрытием чувств. У Жуковского этот жанр становится одним из основных. Почти все 39 баллад Жуковского - переводы. Жуковского справедливо называли гением перевода. Переводные баллады у Жуковского производят впечатление подлинника. Оригинальных баллад у Жуковского 5. Все баллады Жуковского представляют собой единое целое, их можно назвать художественным циклом, они объединены не только жанровым, но и смысловым единством. В них резко противопоставлено добро и зло. Их источник всегда и само сердце человеческое и управляющий сердцами таинственные потусторонние силы. Романтическоедвоемирие предстаёт в балладах в образах дьявольского и божественного начала. Идеей двоемирия проникнуты и эллегии, и баллады, и песни Ж. знамениты такие баллады, как «Людмила», «Светлана», «Эолова арфа», и др.

Историко-литературное значение творчества.

Жуковский - один из создателей новой русской поэзии. Поэт со своей специфической тематикой и интонацией. В художественной манере Жуковского преобладает лиризм, изображения душевных состояний.

Сыграл исключительную роль в разработке языка русской поэзии. Жуковский и его школа придали слову множество дополнительных звучаний и психологических красок. Важно, что стилистические нововведения вошли в русскую поэзию и литературу и остались её достоянием.

Жуковский не хотел и не мог быть учителем в поэзии. Он был лириком, раскрывавшим свою душу и не претендовал на общезначимость своих самораскрытий. Жуковский не стремится, чтобы все были такими, как он. Мораль заключается в самом праве души на самораскрытие, примат чувства и настроения, как высших ценностей свободы.

лирика поэзия романтизм басня

9. Истоки культа природы у романтиков. Анализ стихотворения В.А. Жуковского «Море»

Как и у других романтиков, пейзаж у Жук-го связан всегда с миром высокого, необыденного, возвышенного. Поэт любит в природе стихийное и таинственное (ночь, море, грозу). В море его привлекают чарующее безмолвие и бездны. Пейзаж в поэзии, в лит-ре вообще, всегда особенно тесно связан с внутр. миром и неповторимым обликом поэта. Толстой неотделим от пейзажа Ясн. поляны, Достоевский-Петербург (туманный, мрачный), Пушкин-пейзаж Михайловского и Тригорского. Жуковский - Павловск. Анализ. «Стою очарован» - ЛГ восхищен морем, здесь даже присутствует некий оттенок волшебства. Море его притягивает своей внутр. неясностью, непредсказуемостью. Описание, которое дает основание какое именно это море-нет. Эпитеты и глаголы олицетворяют море: «безмолвное», «лазурное»; «ласкаешь», «бьешься», «воешь», «подъемлешь». Поэт видит море, как стихию эмоциональную, духовную. Впечатление зависит от состояния души. Вяземский говорил: «у Жук-го все душа, все для души». Мир-это душа. Но здесь представлен не образ мира, а образ миро переживания. Жук-ийочарован своей собственной душой. Если, например, у Лермонтова «бездна» - это прямое значение, то у Жуковского-это символ. Много вопросов - всегда попытка понять размышления. Бытие лишено широты и простора. Душа живет тем, что стремится вырваться к свободному существованию. Возникает некое двоемирие, колебание, неуверенность - это далеко не все, что внутри у автора. Море - постоянный контакт с идеалом. Присутствие света есть жизнь души. Душа, которая борется за идеал жизнь - постоянный страх утраты этого идеала. Все построено на сплошных символах. Возникает две мелодии-симфонический принцип организации. «Словом можно воздействовать на человека» Жук-й.

10. Разработка В.А. Жуковским принципов суггестивной поэтики. Анализ стихотворения «Невыразимое»

Что наш язык земной пред дивною природой?

С какой небрежною и легкою свободой

Она рассыпала повсюду красоту

И разновидное с единством согласила!

Но где, какая кисть ее изобразила?

Едва-едва одну ее черту

С усилием поймать удастся вдохновенью...

Но льзя ли в мертвое живое передать?

Кто мог создание в словах пересоздать?

Невыразимое подвластно ль выраженью?..

Святые таинства, лишь сердце знает вас.

Не часто ли в величественный час

Вечернего земли преображенья,

Когда душа смятенная полна

Пророчеством великого виденья

И в беспредельное унесена, --

Спирается в груди болезненное чувство,

Хотим прекрасное в полете удержать,

Ненареченному хотим названье дать --

И обессиленно безмолствует исскуство?

Что видимо очам -- сей пламень облаков,

По небу тихому летящих,

Сие дрожанье вод блестящих,

Сии картины берегов

В пожаре пышного заката --

Сии столь яркие черты --

Легко их ловит мысль крылата,

И есть слова для их блестящей красоты.

Но то, что слито с сей блестящей красотою --

Сие столь смутное, волнующее нас,

Сей внемлемый одной душою

Обворожающего глас,

Сие к далекому стремленье,

Сей миновавшего привет

(Как прилетевшее внезапно дуновенье

От луга родины, где был когда-то цвет,

Святая молодость, где жило упованье),

Сие шепнувшее душе воспоминанье

О милом радостном и скорбном старины,

Сия сходящая святыня с вышины,

Сие присутствие создателя в созданье --

Какой для них язык?.. Горем душа летит,

Все необъятное в единый вздох теснятся,

И лишь молчание понятно говорит.

11. Отражение теории двоемирия в стихотворениях В.А. Жуковского «Тургеневу в ответ на его письмо», «Весеннее чувство»

Ещё Белинский увидел в романтизме 2 тенденции: 1-«средневек. романтизм», и, по мнению Бел-го, это лит-ра2емирия: «мир распадается на два мира-на презираемое здесь и неопределенное, таинственное там». «Там» - это идеальный мир, но он недостижим: он или в прошлом, или является лишь во сне, в фантазии, в мечтах. Презираемое «здесь» -- это современная действ-сть, где торжествует зло и несправедл-ть. Для такого романтизма главный интерес составляет описание «внутреннего мира сердца». Таков был романтизм Жуковского. 2емирие у Ж. представлено в виде концепции 2-х миров, представленных в виде оппозиций: земля и небо, там и здесь. Земля в лирике Ж-юдоль страданий и чел-к на земле обречен на страдания. На небесах же жизнь как возможность осуществления счастья. И цель жизни-подготовка к вечному счастью. 2емирие связано с идеей бессмертия души. Филос.двоемирие выражено во многих стихах Ж. Их объединяет то, что истинное блаженство откр-ся ч-ку только после смерти тела. Романтизм объявляет земной мир миром подлинных страданий, и на земле в некоторые моменты чел-ку приоткрывается завеса небесной жизни, которая ждет его впереди. Это и есть «чудное мгновенье». Так, в послании «Тургеневу, в ответ на его письмо» Жуковский, вспоминая эпоху Дружеского литературного общества, когда друзья, полные радужных надежд, «делили жизнь на лоне у Свободы», констатирует крушение «мира фантазии прелестной», столкнувшейся с жизнью. Резко осуждающий голос поэта слышится в словах о «гнусном свете».

Также послание «Тургеневу в ответ…» это обращение к другу - Александру Тургеневу - включает воспоминания о прошлом, скорбь от невосполнимости потерь (смерть Андрея Тургенева, утрата надежд, свободы). В стихотворении «Весенние чувство» теория двоемирия раскрывается тем, что главный герой (в данном случае сам автор) пытается узнать у ветра интересующие его вопросы, а именно, какого там за далекими краями? Также автор пытается выяснить сможет ли он добраться до этого места? из этого можно сделать вывод, что главный герой недоволен своим прежним местом, ибо не стал бы искать столь желанное Очарованное там.

12. Сравнительный анализ «Вакханки» С. Батюшкова и «Песни» (1811 г.) В.А. Жуковского. (К вопросу о творческой индивидуальности поэтов, принадлежащих к одному направлению)

Своим учителем в поэзии Жук-ий считал Карамзина, главу русского сентиме-зма. Сущность романтизма Жук-го очень точно охаракт-на Белинским, сказавшим, что он стал «певцом сердечным утра». По натуре своей Жук-ий не был борцом, его «жалобы» никогда не перерастали в открытый протест. Он уходил от наст.впрош., идеализировал его, думал о нем с грустью. «Песня» Жуковского ясна, музыкальна, исполнена поэт-имнастр-ем и глубокой грустью о былых днях. Осн. темой является изобр-е не видимых явлений, а выражения неуловимых переживаний. ЛГ Жук-го-чел-к глубоких чувств горестных, ушедший от действ-сти в свой внутр. мир, в свои воспоминания и мечты. Он постоянно уходит в прошлое: «Минувших дней очарованье, Зачем опять воскресло ты?» Поэт растворен в природе и не противостоит миру, не осознает жизнь в целом как нечто враждебное его душе. Жук-й, заглянув в мир тайны, спешит признать очарование реальной жизни. Восклицание о возможной близкой смерти, заключающее стих-е, не грозит тоской. Растворение, слияние оказывается общим законом мироздания. Как лучи солнца тают в вечернем сумраке, сливаясь с меркнущей природой, так и человек угасает, и все же остается жить в воспоминаниях. В лирике Жук-го мы почти не находим изобр-я физических черт возлюбленной поэта, вообще здесь нередко действуют «тени», лишенные «плоти» и символизирующие духовное соединение «за гробом». А Бат-ов, наоборот, прежде всего, хочет воспроизвести внешнюю привлекательность своих «богинь красоты», пленительность их женского обаяния, так в стихотворении «Волхонка» возникает образ юной нимфы, полной неотразимого очарования. Лирика Бат-ва стала выражением конкретного переживания личности в его сложности, в его многогранности, в его оттенках. В. Г. Белинский заметил: «Чувство, одушевляющее Батюшкова, всегда органически жизненно». Поэзия Бат-ва явилась выражением нового. Защищая право чел-а на радости жизни, на земное счастье, Бат-в ближе Жук-го подошел в своей поэзии к реальной действительности. Это сказалось на его художественной манере. Белинский сопоставляет поэзию Бат-ва с иск-ом скульптуры: «В стихах его много пластики, много скульптурности, если можно так выразиться». Стих-е «Вакханка» это подтверждают. В худ.языке Бат-ва взаимодействуют мир реальной действ-сти, отражаемый поэтическим сознанием, и мир, созданный воображением романтика. Стилю Бат-ва недостает той непосредственной соотнесенности слова с предметом и той близости к живой разговорной речи, которые отличают реалистический стиль. Так, в стих-и «Вакханка» Бат-в не избегает характерных для романт-го стиля метафорических выражений: «...пылающи ланиты розы ярким багрецом». Романтически опоэтизированный образ вакханки располагает автора к использованию традиционных славянизмов. Осн. тема стих-ия-тема любви -- «пылких восторгов» и «упоенья» земной страсти; это показывает, что он по-прежнему остается жизнелюбивым поэтом.

13. Основные этапы и мотивы поэзии К.Н. Батюшкова. Анализ стихотворения поэта (по выбору студента)

Батюшков сформировался как поэт в первом десятилетии 19 века. В эти годы происходит разложение феодально-крепостнического хозяйства и развитие прогрессивных буржуазных отношений. Пафос просвещения ярко окрасил философские и общественные взгляды довоенного Батюшкова.

Батюшков был воспитан на поэзии предшественников карамзинизма. Он давал высокие оценки поэтам, выразившим в своем творчестве внутренний мир личности. Но не принимал слащавую и слезливую сентиментальность. Таким образом, в подпочве поэзии Батюшкова скрещивались прямо противоположные влияния, что определило противоречивость лирики Батюшкова.

Константин Николаевич Батюшков вместе с Жуковским был отнесен к представителям «Новой школы» в русской поэзии (по статье «Опыты» Уварова).

В творчестве поэта можно выделить два периода: 1-ый период 1802-1812 (довоенный), 2-ой период 1812-1821 (послевоенный).

1) Первый период.

Самой важной чертой довоенной поэзии Б. была любовь к «земному миру», «к мирским наслаждениям», к зримой и звучащей красоте жизни. Возникает образ беспечного поэта-жизнелюбца, поэта радости.

Центральный образ лирики Б. возник на основе острого конфликта поэта с действительностью и против взглядов, господствующих в верхах Александровской России. Батюшков не согласен с мыслью, что обеспеченный человек должен быть всеми уважаемый. Чаще всего он является равнодушным членом общества.

Б. характеризовал свою лирику как дневник, отразивший «внешнюю» и «внутреннюю» биографию поэта. «Поэт-чудак» - лирический герой Батюшкова. Он отказывается от погони за «призраками славы», отвергает богатство. Одна из существенных его черт - способность мечтать. Мечта для Б. - «прямая счастья часть», волшебница, «приносящая свои бесценные дары». Культ мечты - один из устоявшихся мотивов лирики Б., предваряющий эстетическую теорию романтиков.

Видное место занимает в лирике Б. тема дружбы. Лирический герой - веселый и беспечный поэт - видит в друзьях свидетелей фактов его биографии, слушателей рассказа его жизни, о его радостях и печалях.

Поэзия любви. Б. трактует любовь как страсть, захватывающую и подчиняющую всего человека. («Вакханка»).

2) Второй период.

Начало Отечественной войны 1812 года стало рубежом, открывшим второй период поэтической деятельности Б.

...

Подобные документы

Начало военных действий. "Военная песнь" С.Ф. Глинки, стихи А. Востокова и М. Милонова. Поэзия В.А. Жуковского. "Гимн лироэпический" Г.Р. Державина. Басни И.А. Крылова. Поэзия Ф.Н. Глинки, Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова.

курсовая работа , добавлен 09.02.2004


Краткая биография наиболее выдающихся поэтов и писателей XIX века - Н.В. Гоголя, А.С. Грибоедова, В.А. Жуковского, И.А. Крылова, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, А.С. Пушкина, Ф.И. Тютчева. Высокие достижения русской культуры и литературы XIX века.

презентация , добавлен 09.04.2013


XIX век - "Золотой век" русской поэзии, век русской литературы в мировом масштабе. Расцвет сентиментализма – доминанты человеческой природы. Становления романтизма. Поэзия Лермонтова, Пушкина, Тютчева. Критический реализм как литературное направление.

доклад , добавлен 02.12.2010


Поэтическая летопись Отечественной войны 1812 года как веха в истории русской литературы: презрение к врагу, вера в победу в поэзии Ф. Глинки, В. Жуковского; современные реалии в баснях И. Крылова; пророческое осмысление событий в творчестве А.Пушкина.

курсовая работа , добавлен 12.01.2011


Путь Жуковского к романтизму. Отличие русского романтизма от западного. Созерцательность романтики творчества, эклектизм ранних произведений поэта. Философское начало в лирике поэта, жанровое своеобразие баллад, значение для русской литературы.

курсовая работа , добавлен 03.10.2009


Детские годы Константина Николаевича Батюшкова. Участие в военных действиях в Пруссии. Участие в войне со Швецией. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Отличительные черты прозы Батюшкова. Чистота, блеск и образность языка Батюшкова.

презентация , добавлен 30.10.2014


Гуманизм как главный источник художественной силы русской классической литературы. Основные черты литературных направлений и этапы развития русской литературы. Жизненный и творческий путь писателей и поэтов, мировое значение русской литературы XIX века.

реферат , добавлен 12.06.2011


А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов - два типа мировоззрения. Влияние кавказской темы на творчество А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Концепции творчества Лермонтова, художественное своеобразие его произведений о Кавказе. Анализ произведений Пушкина о Кавказе.

курсовая работа , добавлен 15.05.2014


Биография и творческий путь Константина Николаевича Батюшкова. Элегия как жанр новой романтической литературы. Значение поэзии Батюшкова в истории русской литературы. Литературные вкусы, отличительные черты прозы, чистота, блеск и образность языка.

презентация , добавлен 31.01.2015


Звуковая организация стихотворения как одна из самых древних тем исследования в литературоведении. Роль звучания поэтических текстов в эпоху романтизма. Специфика организации и реализации звукообразов в элегиях В.А. Жуковского и лирике М.Ю. Лермонтова.

Литература - это искусство слова, поэтому особенно­сти национального языка, на котором она написана, явля­ются непосредственным выражением ее национального своеобразия. Лексические богатства национального языка сказываются на характере авторской речи и речевых ха­рактеристик персонажей, синтаксис национального языка определяет интонационные ходы прозы и стиха, фонетиче-

ское строение создает неповторимость звучания произве­дения.

Поскольку в мире сейчас насчитывается более двух с половиной тысяч языков, то можно предположить, что существует такое же количество национальных литератур. Однако последних оказывается значительно меньше.

Несмотря на различия в языке, некоторые народы, еще не сложившиеся в нации, часто обладают общностью литературных традиций, прежде всего - единым народ­ным эпосом. С этой точки зрения очень показателен при­мер народов Северного Кавказа и Абхазии, которые пред­ставлены более чем пятьюдесятью языками, но обладают общим эпическим циклом - «Нарты». Эпические герои «Рамаяны» едины для народов Индии, говорящих на разных языках, и даже для многих народов Юго-Восточ­ной Азии. Подобная общность возникает потому, что, хотя отдельные народности живут в отдаленных местах, часто замкнуто, оторванно от окружающего мира, из-за чего и возникают различия в языке, условия их жизни тем не менее близки друг другу. Им приходится преодо­левать одинаковые трудности в столкновении с природой, у них одинаковый уровень экономического и социального развития. Много сходного часто бывает и в их истори­ческих судьбах. Поэтому эти народности объединяет общ­ность представлений о жизни и достоинствах человека, а отсюда и в литературе воображение увлекают образы одних и тех же эпических героев.

Писатели могут также пользоваться одним и тем же языком, а творчество их представляет различные нацио­нальные литературы. На арабском языке, например, пишут и египетские, и сирийские, и алжирские писатели. Фран­цузским языком пользуются не только французские, но отчасти и бельгийские, и канадские писатели. На англий­ском языке пишут и англичане, и американцы, но создан­ные ими произведения несут на себе яркий отпечаток различных особенностей национальной жизни. Многие аф­риканские писатели, используя язык бывших колониза­торов, создают совершенно самобытные по своей нацио­нальной сущности произведения.

Характерно и то, что при хорошем переводе на другой язык художественная литература вполне может сохранить печать национальной самобытности. «Идеально было бы, если бы каждое произведение каждой народности, входя­щей в Союз, переводилось на языки всех других народ­ностей Союза, - мечтал М. Горький. - В этом случае

мы все быстрее научились бы понимать национально-культурные свойства и особенности друг друга, а это по­нимание, разумеется, очень ускорило бы процесс создания... единой социалистической культуры.» (49, 365-366). Следовательно, хотя язык литературы явля­ется важнейшим показателем ее нацио­нальной принадлежности, он не исчер­пывает ее национального своеобразия.

Очень большую роль в формировании национального своеобразия художественного творчества играет общность территории, потому что на ранних стадиях развития общества определенные природные условия часто порож­дают общие задачи в борьбе человека с природой, общ­ность трудовых процессов и навыков, а отсюда - обычаев, быта, миропонимания. Поэтому, например, в сложившейся при родовом строе мифологии у древних китайцев героем является Гун, который сумел остановить разлив реки (частое явление в Китае) и спас народ от наводнения, достав кусочек «живой земли», а у древних греков - Прометей, добывший с неба огонь. Кроме того, впечатле­ния от окружающей природы влияют на свойства повест­вования, на особенности метафор, сравнений и других художественных средств. Северные народы радуются теп­лу, солнцу, поэтому красавицу у них чаще всего сравни­вают с ясным солнышком, а южные народы предпочитают сравнение с луной, потому что ночь приносит прохладу, спасающую от солнечной жары. В русских песнях и сказ­ках походка женщины сравнивается с плавным ходом ле­бедя, а в Индии - с «походкой дивной царственных сло­нов».

Территориальная общность ведет зачастую к общим путям экономического развития, создает общность истори­ческой жизни народа. Это влияет на темы литературы, порождает различия художественных образов. Так, армян­ский эпос «Давид Сасунский» повествует о жизни садо­водов и хлебопашцев, о строительстве оросительных кана­лов; киргизский «Манас» запечатлел кочевую жизнь ското­водов, поиски новых пастбищ, жизнь в седле; в эпосе немецкого народа, «Песнь о Нибелунгах», изображаются поиски руды, работа кузнецов и т. д.

По мере того как из народности формируется нация и кристаллизуется общность духовного склада народа, национальная самобытность литературы проявляется уже не только в трудовых и бытовых обычаях и представле­ниях, особенностях восприятия природы, но и в о с о -

бенностях общественной жизни. Развитие классового общества, переход от одной обществен­но-экономической формации к другой: от рабо­владельческой к феодальной и от феодальной к буржуаз­ной - протекает у разных народов в разное время, в раз­ных условиях. По-разному складывается внешняя и внут­ренняя политическая деятельность национального государства, что оказывает влияние на организацию и укрепление имущественных и правовых отно­шений, на возникновение определенных нравствен­ных норм, а отсюда - на формирование идеологических (в том числе религиозных) представлений и традиций. Все это приводит к возникновению национальной харак­терности жизни общества. Люди с детства воспитываются под воздействием сложной системы взаимоотношений и представлений национального общества, и это накладывает отпечаток на их поведение. Так исторически формируются характеры людей разных наций - национальные характеры.

Литературе принадлежит почетное место в раскритии особенностей национального характера. Многогранность этого явления, связь его с основным предметом художе­ственного познания - человеком в его социальной харак­терности дают художнику преимущества перед ученым. «Образы художественной литературы, - пишет И. Кон, - охватывают национально-типические черты глубже и мно­гограннее, нежели научные формулы. Художественная ли­тература показывает и многообразие национальных типов, и их конкретно-классовую природу, и их историческое развитие» (63, 228).

Часто считается, что национальный характер определя­ется какой-то одной, доминирующей психологической чертой, присущей только одной нации, исключительно только ей. Но общие черты могут проявляться у предста­вителей разных наций. Своеобразие национального харак­тера заключается в определенном соотношении этих черт и в тенденциях их развития. Литературные персонажи прекрасно показывают, как одно и то же свой­ство характера в единстве с другими принимает различ­ные национальные воплощения. Так, например, Бальзак изображает скупость Гобсека, но она нисколько не похожа в своем психологическом проявлении на скупость гоголев­ского Плюшкина. Оба персонажа, стремясь к накоплению богатства, перестали отличать в нем нужное от ненужного, и у обоих оно бессмысленно гниет под бдительным надзо-

ром скупца. Однако эти общие черты по-разному сформиро­ваны - буржуазным обществом у одного и феодально-крепостническим - у другого. Важнейшая роль в отраже­нии в литературе национальных свойств характера при­надлежит критическому реализму. Критические реалисты в гораздо большей степени, чем романтики или тем более классицисты, имели возможность раскрыть в своих произ­ведениях всю противоречивую многосложность националь­ных характеров своих персонажей, принадлежавших к раз­личным слоям общества. Художник, овладевший искусст­вом тончайшей реалистической детализации, передает и социальную детерминированность определенной черты ха­рактера или проявления чувства, и его национальное свое­образие.

Со становлением критического реализма в литературе обнаруживается важное качество национального своеобра­зия. Поскольку реалистическое произведение несет на себе отпечаток личности писателя, его индивидуальности, а сам писатель выступает носителем национального харак­тера, национальное своеобразие становится органическим свойством самого творчества. Характеры людей в их национальных особенностях не только выступают объек­том художественного познания, но и изображаются с точ­ки зрения писателя, тоже несущего в себе дух своего народа, своей нации. Первым глубоким выразителем на­ционального русского характера в литературе выступает Пушкин. Об этом неоднократно писал Белинский, особен­но метко это выразил Гоголь: «Пушкин есть явление чрез­вычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская при­рода, русская душа, русский язык, русский характер отра­зились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» (46, 33).

Отпечаток национального своеобразия несут на себе не только те произведения, в которых непосредственно изображаются характеры и события национальной дейст­вительности или истории («Евгений Онегин» и «Полтава» Пушкина, «Война и мир» или «Воскресение» Л. Толстого), но и те, в которых отражена жизнь других народов (на­пример, «Люцерн» или «Хаджи Мурат»), но осмысляются и оцениваются ее противоречия с точки зрения человека, сформированного русской действительностью.

При этом национальное своеобразие не ограничивается

только изображением отдельных характеров, оно охваты­вает творческий процесс настолько глубоко, что проявля­ется в сюжетах и тематике произведений. Так, в русской литературе получила распространение тема «лишнего че­ловека»- дворянина, человека прогрессивных взглядов, находящегося в конфликте с окружающей действитель­ностью, но неспособного реализовать свое недовольство существующими порядками. Для французской литературы оказался типичным конфликт человека, пробивающего се­бе дорогу в буржуазном мире. В результате получали преимущественное развитие в национальной литературе определенные жанры (роман воспитания, например, в не­мецкой и английской литературе).

Таким образом, литература критического реализма, развивающаяся в Европе в XIX в., заключает в себе самое полное, глубинное выражение национального свое­образия.

Национальный характер играет большую роль при оп­ределении национального своеобразия литературы, однако при анализе необходимо учитывать, что это не только психологическая, но и социально-историческая категория, потому что формирование характера определяется го­сподствующими в обществе социально-историческими ус­ловиями. Поэтому национальный характер нельзя рассмат­ривать как раз навсегда данный. Развитие исторической жизни может изменить национальный характер.

Некоторые писатели и критики, поверхностно подходя к проблеме национальной самобытности, идеализируют патриархальный быт с его устойчивостью и даже кос­ностью. Они не пытаются понять национальное своеобра­зие в жизни тех слоев общества, которые приобщились к достижениям международной культуры. В результате ложно осмысленная любовь к своей нации приводит их к непониманию прогрессивных явлений национальной жизни. Исключительный интерес только к тому, что отли­чает одну нацию от других, вера в избранность своей нации, в преимущество ее исконных обычаев, обрядов и бытовых привычек ведет не только к консерватизму, но и к национализму. Тогда национальное чувство народа используют эксплуатирующие классы в своих интересах. Поэтому понятие национального своеобразия необходимо рассматривать в соотнесении с понятием народности.

НАРОДНОСТЬ ЛИТЕРАТУРЫ

Понятия народности и национальности художественно­го творчества долго не различались. Когда начали фор­мироваться национальные литературы, то немецкий уче­ный И. Гердер выступил с теорией национального свое­образия, основанной на изучении народных преданий и устного народного творчества. В 1778-1779 гг. он издал сборники народной поэзии под названием «Голоса наро­дов в песнях». По словам Гердера, народная поэзия была «цветком единения народа, его языка и его старины, его занятий и суждений, его страстей и неисполненных же­ланий» (62, 213). Таким образом, немецкий мыслитель находил выражение народного духа, национальной «суб­станции» прежде всего в психологическом складе трудя­щегося народа и ему пришлось вытерпеть немало насме­шек за обращение к поэзии «плебеев».

Интерес к народному творчеству в связи с проблемой национального своеобразия был и закономерен и прогрес­сивен для XVIII в. В феодальную эпоху национальная самобытность ярче всего проявилась в устном народном творчестве и в произведениях, которые испытали влияние этого творчества («Слово о полку Игореве» в России, «Песнь о Роланде» во Франции и т. п.) Господствующий класс, стремясь противопоставить себя трудящейся массе, подчеркнуть исключительность своего положения, тянулся к космополитической культуре, зачастую пользуясь даже чужим для народа языком. В конце XVIII и начале XIX в. прогрессивные деятели - просветители и романтики - обратились к народной поэзии.

Особенно сильно это проявилось в России. Для дво­рянских революционеров-декабристов, которые по образу жизни были далеки от народных, трудящихся масс, зна­комство с народным творчеством стало одним из путей познания своего народа, приобщения к его интересам. Иногда в своих произведениях им удавалось проникать в дух народного творчества. Так, Рылеев создал думу «Смерть Ермака», принятую массами как народную песню.

В России поэзия декабристов и близких им по духу писателей во главе с Пушкиным с большой силой выра­жала интересы передового, революционного движения. Их поэзия была национальной по своему характеру инародно и, демократической по своему значе­нию. Но сами они и критики последующих десятилетий еще не видели различия этих понятий. Так, Белинский

постоянно называл Пушкина и Гоголя «народными поэта­ми», подразумевая под этим высокую национальную са­мобытность их творчества, и только к концу своей деятель­ности он постепенно подошел к пониманию собственно народности.

В 30-е годы XIX в. правящие круги самодержавной Рос­сии создали националистическую теорию «официальной на­родности». Под «народностью» ими понимались преданность самодержавию и православию; от литературы требовалось изображение исконно русского быта, пронизанного рели­гиозными предрассудками, исторических картин, прослав­ляющих любовь русского человека к царю. Пушкин, Го­голь, Белинский сделали немало, чтобы показать ограни­ченность авторов (Загоскина, Кукольника и некоторых других), выступавших в русле националистически пони­маемой «народности».

Решающий перелом в понимании народности в литера­туре произвела статья Добролюбова «О степени участия народности в развитии русской литаратуры» (1858). Кри­тик показал, что народность определяется не кругом тем, интересующих писателя, а выражением в литературе «точ­ки зрения» трудящихся, народных масс, составляющих основу национальной жизни. Причем, оценивая народ­ность творчества писателя, критик требовал, чтобы интере­сы угнетенных народных масс возводились на высоту интересов общегражданского, общенационального разви­тия. Поэтому он упрекал в ограниченности даже Коль­цова (55, 263). Выражение передовых идей своего времени, отвечающих так или иначе интересам народных масс, явля­ется условием для достижения литературой подлинной народности.

Революционно-демократические писатели, следуя за Добролюбовым, сознательно стремились к народности в своем художественном творчестве, но народность может быть и неосознанной. Так, Добролюбов, например, писал о Гоголе: «Мы видим, что и Гоголь хотя в лучших своих созданиях очень близко подошел к народной точке зрения, но подошел бессознательно, просто художнической ощупью» (55, 271; курсив наш. - С. К.). Оценить при этом народность произведений можно только исто­рически, ставя вопрос о том, какими произведениями, как и в какой мере тот или иной писатель мог в свою эпоху национального развития выражать интересы народ­ных масс.

Наибольшее значение при этом имеют произведения,

Народными по своему значению могут быть и такие произведения, в которых изображаются лучшие предста­вители господствующего класса, неудовлетворенные бес­смысленностью существования среды, к которой они при­надлежат по рождению и воспитанию, ищущие путей к деятельности и к иным формам человеческих отношений. Таковы «Евгений Онегин» Пушкина, лучшие романы Тур­генева и Л. Толстого, «Фома Гордеев» и «Егор Булычев» Горького и т. д. В. И. Ленин придавал большое значение творчеству Л. Толстого прежде всего потому, что находил

в его произведениях выражение народного протеста в эпо­ху «подготовки революции в одной из стран, придавлен­ных крепостниками...» (14, 19).

И лирические произведения, воспроизводящие внутрен­ний мир, отражающие многообразие эмоциональных откли­ков поэта на окружающую действительность, также мо­гут быть народны по своему значению, если они отли­чаются глубиной и правдивостью своей идейной направ­ленности. Таковы сонеты Петрарки и Шекспира, лирика Байрона и Шелли, Пушкина и Лермонтова, Гейне, Блока, Есенина, Маяковского. Они обогащают моральный, эмо­циональный и эстетический опыт нации и всего челове­чества.

Для создания произведений, имеющих народное зна­чение, важнейшую роль играет прогрессивность мировоззрения писателя, его идеалов. Но произве­дения народные по своему значению могут создавать и писатели с противоречивым мировоззрением. Тогда ме­ра их народности определяется глубиной критической проблематики их творчества. Об этом можно судить по творчеству А. Островского или Диккенса. Стихийно-де­мократическое миропонимание давало им возможность создавать ярчайшие картины, разоблачающие мир наживы. Но писатели, прогрессивные только критической стороной своего творчества, обычно бывают неустойчивы в своих позициях. Рядом с острыми разоблачительными образами у них появляются неправдоподобные идиллические карти­ны патриархальной жизни. Исследователь должен уметь вскрыть подобные противоречия писателя, народное зна­чение которого признано историей литературы. Именно в таком подходе к пониманию художественного творчества методологический смысл ленинской оценки Л. Толстого, идеалы которого отражали «незрелость мечтательности» патриархального крестьянства, но в то же время приво­дили писателя к реалистическому срыванию «всех и вся­ческих масок» (13, 212, 209).

Литература народная по своему значению вооружает передовые силы нации, ее прогрессивные общественные движения, которые служат раскрепощению трудящихся масс и установлению новых форм общественной жизни. Она поднимает гражданскую активность социальных ни­зов, освобождая трудящихся от авторитарных представ­лений, от зависимости их от власть имущих. Современ­ному пониманию народности отвечают слова В. И. Ле­нина, пересказанные К. Цеткин: «Искусство принадлежит

народу. Оно должно уходить своими глубочайшими кор­нями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно дол­жно быть понятно этим массам и любимо ими. Оно долж­но объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их» (16, 657).

Чтобы выполнить эту функцию, искусство должно быть доступно народу. Одну из главнейших причин от­сутствия народности в долгие века развития русской лите­ратуры Добролюбов видел в том, что литература остава­лась далекой от масс из-за неграмотности последних. Критик чрезвычайно остро переживал узость русских чи­тательских кругов: «...великость ее (литературы. - С. К.) значения ослабляется в этом случае только малостью кру­га, в котором она действует. Это последнее такое обстоя­тельство, о котором невозможно без сокрушения вспом­нить и которое обдает нас холодом всякий раз, как мы увлечемся мечтаниями о великом значении литературы и о благотворном влиянии ее на человечество» (55, 226-226).

О таком же трагическом отрыве основной массы на­рода от национальной культуры пишут современные пи­сатели Латинской Америки и многих стран Азии и Афри­ки. Подобный барьер преодолевается только социальными преобразованиями общества. Примером могут служить преобразования в нашей стране после Великой Октябрь­ской социалистической революции, когда достижения куль­туры перестали быть достоянием «верхних десяти тысяч».

Народность искусства определяется не только досто­инствами его содержания, но и совершенством формы. Народный писатель добивается емкости и выра­зительности каждого слова, художественной детали, сю­жетного поворота. Иногда это дается ему с большим тру­дом. Читая в «Воскресении» Л. Толстого простую, на первый взгляд, фразу: «Катюша, сияя улыбкой и черными, как мокрая смородина, глазами, летела ему навстречу»,- читатель представляет себе обаятельную в юной безза­щитности девушку. Но он даже не догадывается, как дол­го художник работал над этими словами, пока не нашел единственно необходимое сравнение (первоначальное со­поставление глаз Катюши с вишнями разрушало худо­жественный эффект).

Простота и доступность художественной формы в дан­ном смысле определяются творческой требовательностью писателя, его эстетическим чутьем, мерой его талантли­вости. Чтобы донести до читателя идейное богатство своих

произведений, художник должен придать им высокое совершенство художественной формы и стиля.

Подлинно народная литература выражает наиболее полно общенациональные интересы, поэтому она обладает и ярко выраженным национальным своеобразием. Именно по творчеству таких художников, как Пушкин, Гоголь, Достоевский, Л. Толстой, Чехов, Горький, Шолохов, Л. Леонов, Твардовский, определяется наше представле­ние и о народности искусства, и об его национальном своеобразии.

Однако процесс развития никогда не происходит изо­лированно в одной национальной культуре. Очень важно понять взаимодействие не только между народным и на­циональным значениями литературы, но и их связь с об­щечеловеческим ее значением. Она вытекает из той роли, которую нация, создавшая свою литературу, играет в об­щечеловеческом развитии. Для этого необходимо, чтобы писатель в национальной самобытности процессов, про­исходящих в жизни его народа, раскрыл особенности поступательного развития всего человечества.

Так, поэмы Гомера благодаря своей национальной са­мобытности с особенным совершенством отразили, по мысли К. Маркса, ту раннюю стадию развития всех на­родов, которую можно назвать детством «человеческого общества» 1 . Подобное же мировое значение имела для эпохи Возрождения итальянская поэзия (Данте, Петрар­ка и др.), а также английская драматургия (Шекспир); для эпохи абсолютизма - драматургия французского классицизма; для эпохи буржуазных революций - роман­тическая поэзия Байрона; для эпохи развития буржуазно­го общества - реалистическая литература Франции (Баль­зак, Флобер), Англии (Диккенс), России (Пушкин, Го­голь, Л. Толстой, Достоевский, Чехов).

Наиболее ярко слияние народного, национального и об­щечеловеческого проявляется в литературе социалистичес­кого реализма. Процессы формирования человеческой лич­ности в борьбе за построение нового, бесклассового об­щества важны для всего человечества. Писатели социа­листического реализма вооружены научным пониманием объективных закономерностей исторического развития,

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 12. С. 737.

они сознательно становятся на защиту интересов народа, К советской многонациональной литературе в полной мере относятся слова о советской культуре, прозвучавшие в Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду партии: «Вбирая в себя богатство национальных форм и красок, она становится уникальным явлением в мировой куль­туре» (17, 53).

Лучшие произведения художественной литературы, в которых художники запечатлевают настоящее народа в его связи с прошлым, а тем самым отражают общее движение от настоящего к будущему, сохраняют непреходящее обще­национальное, а нередко и всемирно-историческое зна­чение. Они живут веками в сознании общества, являясь памятниками закономерных ступеней развития и отдель­ных народов, и всего человечества. Они переосмысляются общественностью разных народов на новых этапах их исторического развития в разных аспектах своего содер­жания, приобретая каждый раз новую идейно-эстетичес­кую актуальность.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Маркс К. Введение (Из экономических рукописей 1857-
1858 годов)// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 12.

2. Маркс К. Письмо Фердинанду Лассалю, 19 апреля 1859 г.//
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 29.

3. Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.
Т. 20.

4. Энгельс Ф. Письмо Фердинанду Лассалю, 18 мая 1859 г.//
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 29.

5. Энгельс Ф. Письмо Минне Каутской, 26 ноября 1885 г. //
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 36.

6. Энгельс Ф. Письмо Маргарет Гаркнесс, начало апреля 1888 г.//
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2 е изд. Т. 37.

7. Ленин В. И. Экономическое содержание народничества и критика
его в книге г. Струве // Поля. собр. соч. Т. 1.

8. Ленин В. И. Что такое «друзья народа» и как они воюют против
социал-демократов // Поли. собр. соч. Т. 1.

9. Ленин В. И. От какого наследства мы отказываемся? // Поли,
собр. соч. Т. 2.

10. Ленин В. И. Партийная организация и партийная литература //
Поли. собр. соч. Т. 12.

11. Ленин В. И. Социалистическая партия и беспартийная револю­
ционность // Поли. собр. соч. Т. 12.

12. Ленин В. И. Аграрная программа социал-демократии в первой
русской революции 1905-1907 // Поли. собр. соч. Т. 16.

13. Ленин В. И. Лев Толстой, как зеркало русской революции //
Поли. собр. соч. Т. 17.

14. Ленин В. И. Л. Н. Толстой // Поли. собр. соч. Т. 20.

15. Ленин В. И. Критические заметки по национальному вопросу //
Поли. собр. соч. Т. 24.

16. Ленин В. И. О литературе и искусстве. 7-е изд. М., 1986.

17. Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского
Союза. М., 1986.

19. Горбачев М. С. Избранные речи и статьи. М., 1985.

20. Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957.

21. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

22. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования раз­
ных лет. М., 1975.

23. Белинский В. Г. О русской повести и о повестях г. Гоголя
(«Арабески» и «Миргород») // Поли. собр. соч.: [В 13 т.] М., 1953.
Т. 1.

24. Белинский В. Г. Горе от ума. Сочинение А. С. Грибоедова //
Поли. собр. соч.: [В 13 т.] М., 1953. Т. 3.

25. Белинский В. Г. Разделение поэзии на роды и виды//Полн.
собр. соч.: [В 13 т.] М., 1954. Т. 5.

26. Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина//Полн. собр.
соч., [В 13 т.] М., 1955. Т. 7.

27. Белинский В. Г. Русская литература в 1843 году//Полн. собр.
соч.: [В 13 т.] М., 1955. Т. 8.

28. Белинский В. Г. Иван Андреевич Крылов // Поли. собр. соч.:
[В 13 т.] М., 1955. Т. 8.

29. Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года //
Поли. собр. соч.: [В 13 т.] М., 1956. Т. 10.

30. Белый А. Будем искать мелодии [предисловие к сб. «После
разлуки»] //Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966.

31. Бехер И. Любовь моя, поэзия. М ч 1965.

32. Блок А. Возмездие [предисловие! // Собр. соч.: [В 8 т.] М.,
1960. Т. 3.

33. Брехт Б. Добавления к «Малому органону» // Брехт Б. Театр:
[В 5 т.] М., 1965. Т. 5. Ч. 2.

34. Буало Н. Поэтическое искусство. М., 1957.

35. Бюхер К. Работа и ритм. М., 1923.

36. Веселоеский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

37. Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М., 1980.

38. Винокур Г. О. «Горе от ума» как памятник русской художест­
венной речи //Винокур Г. О. Избр. работы по русскому языку. М.,
1959.

39. Винокур Г. О. Язык «Бориса Годунова» // Винокур Г. О. Избр.
работы по русскому языку. М., 1959.

40. Винокуров Е. Поэзия и мысль. М., 1966.

41. Гегель. Логика//Соч. М.; Л., 1929. Т. 1.

42. Гегель. Лекции по эстетике. Соч., М., 1938-1958. Т. 12-14.

43. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: [В 4 т.] М., 1968-1973.

44. Гете И. В. Об искусстве. М., 1976.

45. Гоголь Н. В. Театральный разъезд после представления новой
комедии // Поля. собр. соч.: [В 15 т.] М., 1949. Т. 5.

46. Гоголь Н. В. Несколько слов о Пушкине // Полн. собр. соч.:
[В 15 т.] М., 1953. Т. 6.

47. Горький М. О том, как я учился писать // Собр. соч.: В 30 т.
М., 1953. Т. 24.

48. Горький М. Беседа с молодыми // Собр. соч.: В 30 т. М., 1953.
Т. 27.

49. Горький М. Письмо к Г. Мамедли, 19 ноября 1934 г. // Собр.
соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 30.

50. Горький М. О литературе. М., 1953.

51. Гюго В. Предисловие к «Кромвелю» // Избр. соч.: В 2 т. М.,
1952. Т. 2.

52. Дидро Д. Парадокс об актере//Собр. соч.: В 10 т. М.; Л., л
1936. Т. 5. *

53. Дидро Д. О драматической поэзии//Собр. соч.: В 10 т. М.;
Л., 1936. Т. 5.

54. Дидро Д. Разрозненные мысли//Собр. соч.: В 10 т. М.. 1946.
Т. 6.

55. Добролюбов Н. А. О степени участия народности в развитии
русской литературы //Собр. соч.: В 9 т. М., 1962. Т. 2.

56. Добролюбов Н. А. Темное царство // Собр. соч.: В 9 т. М.,
1962. Т. 5.

57. Добролюбов Н. А. Когда же придет настоящий день? // Собр.
соч.: В 9 т. М., 1963. Т. 6.

58. Достоевский Ф. М. Письмо М. М. Достоевскому, 1 февраля
1846 г.//Достоевский Ф. М. Письма. М.; Л., 1928. Т. 1.

59. Залыгин С. О художественном языке и художественном об-разе//Вопр. литературы. 1969. № 6.

60. Зельдович М. Г. Вопросы теории реализма. Харьков, 1957.

61. Золя Э. Натурализм в театре // Собр. соч.: В 26 т. М, 1966
Т. 24.

62. История немецкой литературы. М., 1963. Т. 2.

63. Кон И. Национальный характер - миф или реальность? //
Иностр. литература. 1968. № 9.

64. Лессинг Г. Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. М.,
1957.

65. Ломоносов М. В. Предисловие о пользе книг церьковных в рос­
сийском языке // Ломоносов М. В. Стихотворения. М., 1935.

66. Ломоносов М. В. Письмо о правилах Российского стихотворст­
ва //Ломоносов М. В. Стихотворения. М., 1935.

67. Луначарский А. А. Силуэты. М., 1965.

68. Любимов Н. М. Сервантес - мастер слова: Наблюдения пере­
водчика // Сервантес и всемирная литература. М., 1969.

69. Манн Т. Опыт о театре//Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 9.

70. Немирович-Данченко В. И. Письмо А. М. Горькому, 4 февраля
1936 г.//Немирович-Данченко В. И. Избр. письма: В 2 т. М., 1979.
Т. 2.

71. Олеша Ю. Ни дня без строчки. М., 1965.

73. Павловский А. О психологическом анализе в советской литера­
туре (В историографическом аспекте) // Проблемы психологизма в со­
ветской литературе. Л., 1970.

74. Плеханов Г. В. Письма без адреса // Плеханов Г. В. Литература
и эстетика. М., 1958. Т. 1.

75. Плеханов Г. В. Искусство и общественная жизнь //Плеха­
нов Г. В. Литература и эстетика. М., 1958. Т. 1.

76. Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы.
М., 1972.

77. Поспелов Г. Н. Вопросы методологии и поэтики: Сб. статей. М.,
1983.

78. Пришвин М. Незабудки. М., 1969.

79. Пушкин А. С. О классической трагедии//Собр. соч.: В 10 т. М.,
1962. Т. 6.

80. Пушкин А. С. ТаЫе-Та1к//Собр. соч.: В 10 т. М., 1962. Т. 7.

81. Пушкин-критик. М.; Л., 1934.

82. Русские писатели о литературном труде (XVIII-XX вв.): В 4 т.
Л., 1954-1956.

83. Русские писатели о языке (XVIII-XIX вв.). Л., 1954.

84. Сергеенко П. Толстой и его современники. М., 1911.

85. Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве//Собр. соч.: В 8 т.
М., 1954. Т. 1.

86. Тальма. О сценическом искусстве. М., 1888.

87. Теория литературы. Основные проблемы в историческом осве­
щении. Роды и жанры литературы. М., 1964; Стиль. Произведение.
Литературное развитие. М., 1965.

88. Толстой Л. Н. Что такое искусство?//Полн. собр. соч.: [В 90 т.]
М., 1951. Т. 30.

89. Толстой Л. Н. О Шекспире и его драме//Полн. собр. соч.:
[В 90 т.] М., 1950. Т. 35.

90. Толстой Л. Н. Письмо А. А. Фету, 17 ноября 1870 г.//Полн.
собр. соч.: [В 90 т.] М., 1953. Т. 61.

91. Толстой Л. Н. Письмо С. А. Рачинскому, 27 января 1878 г.
// Полн. собр. соч.: [В 90 т.] М., 1953. Т. 62.

92. Л. Н. Толстой о литературе. М., 1955.

93. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. М.; Л., 1930.

94. Тургенев И. С. Предисловие к VII тому собр. соч. 1869 г.//
Собр. соч.: В 12 т. М., 1956. Т. 9.

95. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.,
1977.

96. Фадеев А. Разгром//Собр. соч.: В 5 т. М., 1959. Т. 1.

97. Фадеев А. За тридцать лет. М., 1959.

98. Хемингуэй Э. Избр. произведения. М., 1959. Т. 2.

99. Хрестоматия по истории западноевропейского театра: В 2 т./
Сост. и пер. С. Мокульский. 2-е изд. М.; Л., 1953. Т. 1.

100. Чернышевский Н. Г. Эстетические отношения искусства к дейст-
вительности//Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1949. Т. 2.

101. Чернышевский Н. Г. О поэзии. Сочинение Аристотеля//
Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1949. Т. 2.

102. Чернышевский Н. Г. Детство и отрочество. Сочинения графа
Л. Н. Толстого. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого//Полн. собр.
соч.: В 15 т. М., 1947. Т. 3.

103. Чернышевский Н. Г. Заметки о журналах (июнь 1869 г.)//
Полн. собр. соч.: В 15 т. М., 1947. Т. 3.

104. Чернышевский Н. Г. Сочинения и письма Н. В. Гоголя//Полн.
собр. соч.: В 15 т. М., 1948. Т. 4.

105. Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966.

106. Шиллер Ф. Преступник из-за потерянной чести//Собр. соч.:
В 7 т. М., 1956. Т. 3.

107. Шиллер Ф. О трагическом искусстве//Собр. соч.: В 7 т. М.,
1957. Т. 6.

108. Шиллер Ф. Статьи по эстетике. М, 1935.

109. Шоу Б. О драме и театре. М., 1963.